Убийственный пароход

Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле. Но пуштун давал клятву Гиппократа, поэтому отважно шагнул вперед, покосившись на красивую Глашу, в чьих жилах текла родственная его племени кровь.

Больные находились теперь в одной каюте. Они крепко спали, одурманенные настоем трав. Старшие, однако, были на всякий случай привязаны полотенцами к кроватям.

– К чему это? – спросил Захир.

– Бузят, – коротко отозвалась Глаша. – Кидаются.

Выслушав её сбивчивый рассказ о течении болезни, пуштун осмотрел пациентов и покачал головой.

– Не понимаю, – честно признался он, впервые взглянув на Глашу как на красивый и соблазнительный объект.

– Чего тебе, сокол, не понятно? – усмехнулась та. – Лечи давай. Чтоб к вечеру на ноги поставить. Нам плясать надо.

– Об этом забудьте. Неизвестная форма лихорадки, осложненная маниакально-депрессивным психозом. Дело очень серьезное. Их надо отправить в клинику.

– С ума сошел, да? – Глаша импульсивно толкнула его в грудь, совсем чуть-чуть – ладошкой, но Захир качнулся, словно подпиленное дерево, и завалился на одного из больных. Так он и барахтался на кровати, не в силах подняться.

– Э-э! Да ты сам нездоров, серебряный. Может, ты и не врач вовсе?

– Может быть, – согласился пуштун. – Я несчастный странник, заброшенный в эту чудовищную страну, которую я не понимаю.

Сердобольная Глаша присела рядом, положив руку на вздрагивающее плечо пуштуна.

– Ясноглазый, а что с тобой приключилось? – спросила она.

В её голосе Захиру послышалось пение райских птиц. Не удержавшись, он начал рассказывать ей свою горестную историю.

Старпом, которому надоело стоять в коридоре, пересилив страх, заглянул в каюту и увидел, что Глаша и пуштун сидят рядышком, словно два голубка.

– Я помогу тебе, – ворковала цыганка, и Кукин, не сдержавшись, заорал:

– Вы тут совсем охренели, что ли, дети солнца?

– Надо объявить карантин, – радостно отозвался пуштун.

– 5 –

По теории соообщающихся сосудов, да и просто по логике жизни, все три главных поглощателя спиртного на пароходе непременно должны были унюхать друг друга и сойтись в одной точке. Этой "точкой" оказался капитанский мостик, куда сначала неожиданно завалился сам Бурмистров, протрезвевший на очень короткое время; затем туда поднялся контр-адмирал Вахрушев, который хоть и пил, как водонапорная башня, но никогда не пьянел; а уж потом заглянул и кинорежиссер Микитчик, нажиравшийся раз в трое суток. Сегодня у него как раз подходил очередной цикл. Капитан отстранил вахтенного и взялся порулить "Коломбиной", сдвинув набок фуражку. Набок пошел и сам пароход, после чего Бурмистров, собрав остатки благоразумия, отказался от своего дальнейшего участия в навигации, пробормотав что-то нечленораздельное, вроде: "М-м…да… ду-да… так вашу".

Контр-адмирал, наблюдавший за его действиями, крякнул. Микитчик засопел. Вахтенный принял руль в свои руки.

– Сложная штука эсминец, – произнес авторитетно Иоганн Яковлевич, подняв вверх палец. – Это вам не на велосипеде кататься. Тут нужны трезвый ум, горячее сердце и чистые уши.

– Я всю жизнь плавал на подводных лодках, – заметил контр-адмирал. Тоже не подарок. Чуть зазеваешься – бах! – и уже в Останкинском пруду. А вы что скажете?

– Пишу сценарий о пароходе и человеке, – ответил Микитчик. – Вернее, о двух пароходах и нескольких человеках. Суть в том, что в жизни, может быть, и есть место подвигу, но все билеты на лучшие места уже куплены, а проникший в трюм "заяц" случайно обнаруживает пробоину, которую затыкает своим телом. Между тем пассажиры и не подозревают, что настал их последний час. Съемки будут происходить на крейсере "Варяг", который специально для этой цели поднимают с морского дна. Я уже договорился с мэром Владивостока.

– Круто! – с уважением крякнул Вахрушин. – Могу быть консультантом.

– Договоримся, – согласился кинорежиссер. – Я бы вас и на главную роль взял. Типаж.

– Не пора ли нам, друзья, прочистить кингстоны? – предложил капитан, промокая лоб фуражкой. – Корабль идет правильным курсом, делать нам тут нечего. Вахтенный! Когда прибываем в Воркуту?

– На пути следования такого порта нет, – отозвался тот.

– Странно… – разочарованно пробормотал Бурмистров. – Тут что-то не так…

Разговор продолжился в каюте Иоганна Яковлевича. Стюард, принеся ящик с бутылками и закуску, молча удалился.

– Команда отличная, а старпом – дрянь, сволочь, копает под меня, проворчал Бурмистров. – Но у меня тут в сейфе три помповых ружья, когда-нибудь я его пристрелю.

– Бить лучше в глаз, навылет, тогда костюмчик не испачкается. Новому старпому пойдет, – заметил контр-адмирал.

– Три ружья, нас здесь тоже трое, значит, и пить каждому сразу из трех бутылок, – подсчитал Микитчик.

– Арифметик, – с уважением отозвался о нем капитан. – Люблю умных людей.

Спустя час каждый говорил о своем, не слушая других. Контр-адмирал держал Бурмистрова за лацкан и громогласно вещал: