Убийство-2

— Видно, Рабен тоже интересуется офицерами «Эгира». Ты не находишь это странным? Сбежавший преступник умудряется попасть на бал курсантов. Потом каким-то образом обманывает службу безопасности и незаметно исчезает. Как будто его предупредили.

— Вот как?

— А сегодня рано утром в кадровом отделе армии в Хольмене совершен взлом. Мы уже проверили записи камер видеонаблюдения. Это был Рабен. Он не украл ничего ценного. Только личные дела офицеров, которые были в составе «Эгира», все до единого.

Ярнвиг молчал.

— Проблема в том, — продолжал Арильд, — что мы только три месяца назад перевели архивы из Рювангена в Хольмен. — Он посмотрел на Ярнвига и улыбнулся. — Не могу не задаться одним вопросом. Как, проведя два года взаперти в Херстедвестере, он, черт возьми, узнал, где искать нужные бумаги?

— Йенс Петер Рабен очень умен, — сказал Ярнвиг. — Он всегда этим отличался.

— Но он всего лишь человек. Или как?

Еще одна угнанная машина, на этот раз старенький желтый «фольксваген», который, казалось, мог заглохнуть в любой момент. Рабен постарался как можно быстрее выехать из центра города и припарковался на пустынном восточном берегу острова Амагер. Сунув руку под приборную доску, он выдернул провода, чтобы заглушить двигатель. Бензина оставалось полбака, и он решил не заезжать на заправку, так надежнее, да и денег у него почти не осталось.

Документы из Хольмена лежали в ногах пассажирского сиденья. Рабен осмотрелся, слежки не было. Он поднял с пола одинаковые коричневые конверты с подколотой к каждому фотографией.

Знакомые лица — часть спутанного клубка воспоминаний, который оставил в его голове тот последний боевой поход.

На одном конверте фотографии не было. Это было личное дело капитана Торбена Сконинга. Рабен заглянул внутрь, достал распечатку, стал читать.

Если бы не имя и звание, то Рабен подумал бы, что это его собственное досье. Сконинг был отправлен из Гильменда домой примерно в то же время, что и он. Уволен из вооруженных сил за неконтролируемые приступы ярости и психическую неуравновешенность.

Кто-то, читавший дело до Рабена, выделил разноцветными маркерами наиболее изобличающие моменты дела. Все листы пестрили линиями, овалами, восклицательными знаками.

Рабен прикрыл глаза. До него доносился плеск волн и шум автомобилей с дороги, ведущей к нефтебазе.

Сконинг.

Он никогда не слышал этой фамилии. И как назло, не было фотографии. Но все же он чувствовал, что где-то в глубинах памяти лежит разгадка, похороненная под мучительной болью того последнего дня в Гильменде, когда чудовищный взрыв едва не убил его.

Если бы он увидел этого человека, то сразу узнал бы его. Так говорил Рабен Торстену Ярнвигу, и это была правда.

Он снова нагнулся и подсоединил провода зажигания, старый мотор ожил.

Торбен Сконинг. Человек, так похожий на него самого. Человек, которым движет гнев, ярость и жестокость.

Он вывел проржавевший «фольксваген» на шоссе и поехал обратно в город.

Плоуг собрал всю информацию, которую только смог раздобыть в Министерстве обороны. Карина не вставала из-за стола, делая звонок за звонком. До заседания комитета по безопасности оставалось меньше часа, а Буку пока нечего было докладывать.

— В ходе выполнения боевого задания погибло трое солдат. После этого в министерство поступило заявление от одного афганского военачальника о том, что в селении датские солдаты убили семью местных жителей.

— Этому человеку можно верить? — спросил Бук.

— Трудно сказать, когда речь идет об Афганистане, — пожал плечами Плоуг. — Бойцы Рабена, как один, утверждали, что им поступил призыв о помощи от некоего офицера. Они отправились выручать его и попали в засаду. Тот офицер убил семью афганцев. Военная прокуратура решила, что все это пропагандистский выпад со стороны Талибана. А потом вдруг весь отряд Рабена отказался от своих показаний. Кроме самого Рабена…

— Что заставило их изменить показания?

Плоуг нахмурился:

— Судя по всему, об этом их никто и не просил. А теперь все они мертвы. Кроме Рабена. Кстати, служба безопасности опять потеряла его. Кёниг выставил себя не в лучшем свете…

— Забудьте вы о Кёниге, — остановил его Бук. — Россинг знал, что в этом деле не все чисто. Надо работать дальше.

— Вряд ли Россинг признает это.

Вошла Карина.

— Вас хочет видеть одна журналистка, — сказала она.

Бук вскинул руки:

— У меня нет времени на интервью!

— Разумеется, есть, — улыбнулась она. — Я полночи искала на нее выходы. У нее свои счеты с Флеммингом Россингом. Думаю, вам будет полезно с ней пообщаться.

Плоуг озабоченно наморщил лоб и сделал глубокий вдох, приготовившись возражать.

— Она здесь. — Карина указала на дверь. — Пригласить?

Конни Веммер была высокой привлекательной женщиной около пятидесяти лет. Жемчужное ожерелье, длинные светлые волосы, элегантная блузка, модные синие джинсы — одевалась она слегка не по возрасту. От нее пахло сигаретами и — едва ощутимо — алкоголем.

Бук поднялся, когда она вошла, показал ей на стул и спросил:

— Итак?

Женщина вытянула скрещенные в лодыжках ноги.