Бук ходил по кабинету и чистил зубы щеткой, которую она отыскала для него. В коридоре уже сидели присланные администрацией грузчики, готовые начать переноску его вещей. Повсюду громоздились коробки.
— Я поговорю с ним. Краббе не меньше моего хочет докопаться до истины.
Она поморщилась.
— В чем дело? — тут же спросил Бук.
— Томас, так или иначе, но он наверняка хочет получить какую-то политическую выгоду для себя.
— Это не важно. — Он схватил стакан воды, прополоскал рот, сплюнул воду обратно в стакан. — Неужели полицейские и правда вернутся из Гильменда ни с чем?
— Плоуг должен знать больше об этом.
— Тогда где он, черт возьми? Почему он всегда исчезает в тот момент, когда нужен мне?
Она не слушала его негодующих воплей, разговаривая с нетерпеливым грузчиком, который вошел в кабинет и ждал указаний. Пришлось вручить ему две коробки с папками.
— Пресса поставила на вас крест. Трое депутатов парламента обвиняют вас в государственной измене.
— Что? — Лицо Бука вспыхнуло яростью, он провел пальцами по волосам. — В измене? Да в каком веке они живут, эти болваны?
В дверях появился Плоуг: в сером костюме и галстуке. Идеальный чиновник.
— Нам необходимы доказательства того, что премьер-министр не дал хода тому первому медицинскому заключению, — тут же заговорил Бук. — И где вас черти носили?
Плоуг встал перед ним, держа руки в карманах, — в его арсенале это было самое дерзкое проявление неповиновения. Потом молча сделал выразительный жест в сторону бороды Томаса, в которой белели остатки зубной пасты. Карина тут же достала салфетку и протянула Буку.
— Пока все доказательства, которые мы видели, — начал Плоуг, — указывают на то, что врача удовлетворило пересмотренное заключение. Ничто не указывает на убийство гражданских лиц. И ваши обвинения против премьер-министра…
Бук перестал слушать его со второй секунды, он думал о своем.
— Томас! — воззвал к нему Плоуг. — Давайте не будем биться головой о стену и обратимся к тому, где есть хотя бы маленькая надежда на победу. Нам следует сосредоточиться на Россинге. Мы знаем, что он замешан. Мы знаем, что он скрывал информацию.
— Россинг никогда бы не провернул ничего подобного в одиночку. Ему не хватило бы духу. Кстати, где он сейчас?
Карина с ближайшего компьютера уточнила правительственное расписание на день.
— На мемориальной церемонии в Рювангене. В память об убитых солдатах.
Бук сходил за своим пиджаком, прихватил и галстук. Потом, словно опомнившись, стянул вчерашнюю рубашку и надел чистую.
— Вызовите мне машину, — крикнул он из кабинета.
Цветы и четыре гроба, накрытые датскими флагами и поставленные в ряд перед черной каменной купелью. Звуки одинокой трубы в маленькой холодной церкви Рювангена. Флемминг Россинг зябко ежился, глядя на венки и полковые фуражки, лежащие на крышках гробов.
Церемония откладывалась. В казармах шел обыск, и весь личный состав вынужден был оставаться в расположении части до его окончания. Кроме Россинга и трубача, в церкви был только представитель похоронного бюро в черном костюме и белой рубашке. Родственников на время собрали в актовом зале части. Если обыск затянется, то придется проводить церемонию без участия солдат и офицеров.
Открылась дверь, и между рядами зашагал крупный, полный человек. Россинг обернулся, узнал его и тяжело вздохнул.
Бук сел на скамью за спиной у Россинга.
— Что, снова пришли развлекать меня своими выдумками? Что вы здесь делаете? Вас тоже пригласили?
— Я знаю, вы не доверяете мне, — заговорил Бук низким хриплым голосом. — Но у нас больше общего, чем вы думаете.
Россинг смотрел вперед, на красно-белые флаги.
— Искренне надеюсь, что это не так, — сказал он, не оборачиваясь. — Слышал, ваши полицейские возвращаются из Афганистана ни с чем. Какой сюрприз. Неудивительно, что вы находитесь в расстроенных чувствах.
— Не трудитесь разыгрывать из себя надутого осла, — прошипел Бук. — Вы считаете, что служили высоким целям.
— Да, служил.
Перед носом Россинга появилась пухлая рука.
— Думаете, они бы с вами согласились? — спросил Бук, показывая на гробы.
— Именно они заставляют меня делать то, что я делаю. Каждый гроб напоминает мне о том, что мы должны продолжать борьбу, чтобы ни одна смерть не оказалась напрасной.
— Все это политическое словоблудие, и вы знаете это. До войны вам никакого дела, как и Грю-Эриксену. Вас интересует только власть, деньги и голоса на выборах.
Россинг обернулся и смерил Бука презрительным взглядом. Тогда Бук поднялся, вышел из прохода и встал перед министром обороны.
— Россинг, я знаю, что вы действовали не по собственной воле. Вам отдали приказ, и вы его выполнили. Эти люди… — Его голос звучал громче, чем обычно, а бородатое лицо исказилось от гнева. — Они погибли из-за того, что произошло вследствие ваших поступков.
— Это неизвестно наверняка…
— Тогда докажете обратное! — заревел Бук. — Вы причастны к их гибели. Сделайте хоть что-нибудь. У Монберга, по крайней мере, оставалась совесть.
— И это убило его…
Бук в ярости протянул вперед руки:
— А кто убил этих людей?
К нему приблизился похоронный распорядитель: