Убийство-2

— Местные власти утверждали, будто Рабен и его команда убили афганскую семью прямо в их жилище. И поэтому на них напали. Их не талибы хотели подорвать, а жители деревни.

— И? — спросила Лунд, так как остальные молчали.

— Военный судья полностью их оправдал.

— Подождите, подождите. — Она не собиралась закрывать тему. — Я говорила с мужем Драгсхольм и знаю, что возник какой-то конфликт. По словам Анны, армейское руководство практически выгнало ее.

Кёниг замотал головой:

— Может, она так ему и сказала, но на самом деле она сама уволилась. У нас сохранилось ее заявление, разумеется.

В дверь постучали. Рут Хедебю вызывала Кёнига к себе в кабинет.

— И все-таки я не понимаю, — сказал он, перед тем как уйти. — Допустим, Кодмани прав, и этот Единоверец действительно из военных. Предположим, что он тоже вернулся из Афганистана. Зачем ему мстить своим же товарищам? Нет… Это бессмыслица. — С этими словами он вышел.

— Что нам известно о том суде против команды Рабена? — спросила Лунд, когда они остались втроем.

— Следствие вела военная прокуратура. Проверяла, не имело ли место воинское преступление или нарушение международных конвенций, — пояснил Странге. — Рабена и его команду могли привлечь к ответственности, если бы доказали их вину.

Лунд посмотрела на Брикса.

— Мне нужны все материалы по тому делу, пусть пришлют на мой домашний адрес. — Она взяла сумку. — Нужно срочно найти Лисбет Томсен. И…

— Лунд, — с улыбкой сказал Странге.

Она помнила, что было еще какое-то важное дело. Но какое?

— Торт, — подсказал он ей терпеливо. — Вам нужно отвезти матери торт, который вы купили.

Когда Брикс, также вызванный телефонным звонком к Рут Хедебю, вошел к ней, она уже закончила разговор с Эриком Кёнигом и с улыбкой смотрела, как тот выходит. Затем она обошла стол, сцепив руки, и остановилась возле своего кресла. Брикс застегнул пиджак.

— Что случилось? — спросил он.

— Как я понимаю, ты все же решил оставить Лунд.

Брикс перебрал все возможные варианты ответа. Он мог бы рассказать, что об этом его попросил Кёниг, что она на два шага впереди остальных… Вместо этого он спросил:

— Ты считаешь это ошибкой?

— Нет, Леннарт. Нет, если тебя не волнует, что будет с твоей карьерой.

Он отошел к окну, выходящему в коридор, посмотрел на деловитую суету в большом общем помещении отдела убийств.

— Ты обсуждала мое будущее с Эриком Кёнигом? Я нахожу это довольно унизительным для себя. В министерстве поговаривают, что его положение сейчас чуть более шатко, чем…

— Это я хожу в министерство, а не ты! — выкрикнула Хедебю прямо в его угловатое неулыбчивое лицо. — Мне приходится отдуваться за…

Он молчал.

— О, я знаю, Леннарт. Уже много лет ты вхож во все кабинеты, в которые стоит входить. Ты ведь не просто глава отдела убийств, у тебя друзья повсюду.

На это он улыбнулся:

— Да, я известный светский лев. Кому, как не тебе, ценить это мое качество.

— У кого действительно шаткое положение в министерстве, так это у самого Бука. Ты видел его в сегодняшних новостях? Толстый мямля…

— Что происходит? Я имею право знать. Если тебе или Кёнигу что-то известно…

Рут Хедебю протянула руку и поправила его шелковый галстук.

— Ты самонадеянный мерзавец, — проговорила она вполголоса.

— Кажется, ты уже упоминала это пару раз.

Ее рука скользнула по его идеально выглаженной белой рубашке.

— Сегодня вечером я свободна. Встретимся позже? — Она с тревогой вглядывалась в его лицо. — Только давай у тебя, Леннарт. Мы же не хотим, чтобы нам помешали.

Он все еще молчал.

— Я понимаю это как согласие, — сказала Хедебю. — В десять вечера. Я принесу вино.

— Нет. — Брикс вздрогнул. — У меня есть вино.

Она подняла бровь.

— Хорошее, — сказал он.

Бук стал увереннее чувствовать себя в скрытом от посторонних глаз лабиринте коридоров Слотсхольмена, поэтому рискнул совершить путешествие самостоятельно. Огромный хот-дог, политый острым соусом и сдобренный жареным луком и маринованными огурчиками, исчез задолго до того, как он наконец нашел переход, соединяющий дворец Кристиансборг с остальными зданиями. Вытирая жирные пальцы о штанины, он вошел к премьер-министру.

В комнате работал телевизор, передавали новости. Журналисты уже выяснили имя жертвы третьего убийства — Давид Грюнер — и тот факт, что он служил в Рювангене.

Грю-Эриксен и министр обороны Флемминг Россинг обсуждали увиденное, когда появился Бук. Россинг был щеголем, одевался всегда с иголочки; на его хищном, угловатом лице особенно выделялся римский нос, а волосы напоминали гладкое орлиное оперение. Заметив, как Бук тайком вытер руки о гардины Грю-Эриксена, он приподнял бровь.

— Снова обедали в ресторане? — спросил он.

— Нет, в последние дни успеваю только перекусить на ходу.

Томас Бук никогда не испытывал к этому человеку особой симпатии. В те редкие случаи, когда по долгу службы ему приходилось общаться с министром обороны, Россинг вел себя с ним высокомерно, как и многие другие из старой партийной гвардии. Они считали его выскочкой, попавшим в политику на волне популярности погибшего старшего брата, и никакие его действия не могли изменить их мнения.