Убийство-2

Она сделала, как он велел, потом посмотрела в зеркало. Мимо медленно проехала черная машина. Один из двух мужчин внутри что-то говорил и старался делать вид, будто не смотрит в ее сторону.

При их приближении Йенс нырнул под руль. Они увидели только пустую машину. Он всегда говорил, что умеет прятаться. Она и не сомневалась, но не желала знать, в чем еще он был специалистом.

— Прости, что втянул тебя, я не хотел, — сказал он, вылезая из-под торпедо, когда черный автомобиль скрылся за поворотом.

— Тогда почему попросил проникнуть в базу данных?

— Я позвоню, когда смогу.

— Йенс!

Ей хотелось выйти, подойти к машине священника, распахнуть дверцу и закричать мужу в лицо. Но она не могла. Лучше сказать это в невидимый микрофон, зная, что слова преодолеют десяток метров между ними незаметно для полиции, а искаженный электроникой голос скроет ее боль.

— Я больше так не могу. Мне тридцать четыре года, и я хочу снова жить.

— Послушай…

Ей показалось, что за лобовым стеклом стоящего напротив «рено» она сумела разглядеть его ястребиный взор, который он не отрывал от нее.

— Нет, ты послушай. Я решила, — сказала она. — Я останусь в части. Армия станет нашим домом. Для меня всегда найдется работа в лазарете. Мне нужны деньги. Нужна стабильность.

— Не бросай меня…

Она взорвалась:

— Тебя? А как же я? Ты подумал обо мне? О моем сыне? Я ждала два года, а теперь ты сбежал и прячешься, как вор.

— Ты моя жена.

— Я не твоя рабыня! И я не буду ждать вечно. Я человек, я сделана из плоти и крови, а не из камня… А-а, к черту.

Она выскочила из машины, решив сказать все в лицо.

Прощание. Конец. Нельзя же расстаться с самым дорогим ей человеком по телефону.

При ее приближении с ревом завелся двигатель серого автомобиля. Завизжали шины, и машина понеслась в город.

Луиза Рабен оглянулась. Черного «сааба» нигде не было. Может, они уехали, хотя это было бы странно.

— Йенс? — произнесла она в телефон.

Но ответом ей были только гудки.

Ярнвиг явился в Управление полиции в военной форме. Лунд и Странге провели его в ту же комнату, где до этого допрашивали Кодмани, и уселись за стол по обе стороны от него.

Лунд показала полковнику отчет военного прокурора.

— Тут говорится о жертвах среди гражданского населения. Что имеется в виду?

— То же, что и всегда.

— Поясните, если можно.

— Это война. А на войне гибнут люди. Мы стараемся избегать сопутствующего ущерба по возможности, но… — Ярнвиг вздохнул с видом человека, которому надоело повторять одно и то же. — Мы сражаемся в городах и деревнях. Иногда прямо в домах. А враги не всегда носят опознавательные знаки. Они выглядят как обычные люди. Это может быть мальчишка с самодельной бомбой. Женщина. — Он посмотрел на них. — Или полицейский.

— Я поняла. Но в данном случае… были ли обвинения обоснованы?

— Нет. Проведено тщательное расследование. Подразделение полностью оправдано, действия наших бойцов были безупречны. А жалоба поступила от селения, замешанного в торговле опиумом. Выявились свидетельства правительственной коррупции. Это сложное дело…

В комнату заглянул оперативник, кивнул Странге. Тот вышел.

— То есть вы не верите в то, что ваши солдаты были виновны?

Ярнвиг с возмущением уставился на нее:

— Не поверил ни на мгновение!

Она указала на параграф в отчете:

— Но тут сказано…

— Я пришел сюда не для того, чтобы оправдываться! Вы ведете себя так, будто я преступник.

В отсутствие Странге полковник вел себя смелее.

— Вы не видели, как я веду себя с преступниками, — с улыбкой заметила Лунд. — Полковник, мы расследуем три убийства.

— А я потерял там трех своих людей, все они были приписаны к Рювангену. Их убили в какой-то афганской дыре. — Он ткнул пальцем в бумаги. — Думаю, здесь об этом тоже написано. Мы разбирали происшествие со всей серьезностью.

Лунд откинулась на стуле, посмотрела на свою пустую чашку из-под кофе. Она собиралась принести Странге кусок вчерашнего торта, но забыла.

— Как вы думаете, мог ли кто-нибудь приехать сюда из Афганистана с целью отомстить? — спросила она.

— Конечно. Там мы пытаемся наладить с местными хорошие отношения, понимаем, что боевики еще не все население. Но кто-то все равно мог затаить злобу. Нас не очень-то любят, если вы заметили.

— Вы не рассматривали вариант, что убийства совершил кто-то из ваших солдат? Кто-то, сочувствующий Талибану?

Ярнвиг расхохотался ей в лицо:

— Вы ничего не знаете об армии.

— Я стараюсь узнать.

Он облокотился на стол, сцепил сильные пальцы.

— Мы — одна семья. Мы помогаем друг другу. Мы не убиваем своих.

Какое-то воспоминание, всего одно слово. Стукач. Информатор. Грюнер с покрышкой на шее. За словом потянулась цепочка из прошлого. Во время Второй мировой войны, когда росло движение Сопротивления, несколько смелых полицейских из управления, оккупированного нацистами, рисковали жизнью, борясь с ними изнутри. Кто-то из них был казнен у столба в Минделундене, к которому привязали труп Анны Драгсхольм почти семьдесят лет спустя.

— Что происходит, когда кто-то предает семью? — спросила Лунд. — Если человек становится изменником, что с ним делают?

Ярнвиг долго смотрел на нее.