Убийство арабских ночей

Тут он твердо стоял на земле и знал это. Но он не скрывал, что считает весь мир сборищем идиотов.

— Я не сомневаюсь, что вы там были. Я всего лишь спрашиваю: во сколько? Во всяком случае, не в двадцать минут одиннадцатого. Дежурный утверждает, что не видел вас в это время. Инспектор Каррузерс говорил с ним не далее как полчаса назад.

Маннеринг, слегка поведя плечами, обошел вокруг стола и занял положение спиной к свету. Похоже, он собирался с мыслями. Он был настолько самоуверен, что, проходя мимо, демонстративно задел меня локтем.

— Очень умно с вашей стороны, сеньор инспектор, — сказал он. — Строго говоря, мальчишка в любом случае не мог меня увидеть, потому что я вошел с черного хода и поднялся по задней лестнице, так что меня никто не заметил. Волнует ли вас, почему я хотел остаться незамеченным и почему я хотел нанести визит в квартиру нашего милого мистера Холмса? Мой дорогой сэр, это вы узнаете в свое время, но узнаете не от меня, поскольку я хочу, чтобы вы помучились неизвестностью, — и посему отвечать не собираюсь. Ах да! Lahm elkhanzeer yuhfaz mudrlah iza mullih! Разрешите мне перевести вам эти слова, уважаемая балаболка, чтобы вы могли записать их в свой блокнот. Они гласят, что, если свинину просолить, она дольше сохраняется, каковой подход я вам и рекомендую. Кроме того, увидеться с мисс Уэйд вам не придется.

— Почему же? — спросил женский голос.

Я не заметил, как она вошла. Она остановилась, вцепившись руками в спинку стула, и наконец-то я смог рассмотреть Мириам Уэйд.

Как ее стоило оценивать — с рациональной точки зрения или с позиции здравого смысла?

Вне всяких сомнений, она прекрасно выглядела и, если не считать кругов под глазами, так и цвела здоровьем. Могу предположить, что бы о ней сказала миссис Хэдли, но моим соображениям тут не место. Я упомянул цветущее здоровье, ибо оно первым бросилось мне в глаза: она была в розовом платье или в чем-то вроде утреннего халатика, и, хотя розовый цвет мне никогда не нравился, он как нельзя лучше подходил ей, выразительно подчеркивая формы ее тела. Они невольно бросались в глаза, если вы понимаете, что я имею в виду. Каррузерс со мной согласится. По некотором размышлении я понял, почему на нее все обращают внимание — пусть даже она была не красавицей, не обладала идеальной фигурой и даже (да простит меня бог) не была особенно умна. Изменилась вся атмосфера помещения, когда она в нем появилась. Нет-нет, Фелл, я отнюдь не старый сатир и не склонен к поэтическим преувеличениям; я простой практичный человек, имеющий дело только с фактами. Она стояла, держась руками за спинку стула черного дерева, темноволосая и темноглазая девушка; и я уверен, что, если бы любая другая обитательница Лондона в час дня вышла в гостиную в неглиже, это вызвало бы всеобщий шок. Но в данном случае ты не испытывал ничего подобного, а лишь чувство вины из-за того, что ты видишь то, что предстало твоим глазам. Я ясно выражаюсь?

Она не столько сказала, сколько с раздражением фыркнула:

— Почему он не может увидеться со мной?

— Он хочет отправить тебя на виселицу, вот и все, — холодно бросил Маннеринг. — Если тебя это не волнует…

— Чушь! — звенящим контральто вскричала Мириам и махнула рукой. — А где тот другой полицейский, симпатичный? Виселица! Какая ерунда!

Маннеринг резко повернулся к ней.

— Я просто предупреждаю тебя, моя дорогая, — тем же холодным тоном сказал он, — если ты сделаешь то, от чего я тебя отговаривал… что ж, нам придется расстаться. И где ты раздобудешь другого мужа, когда вся эта история выплывет наружу?

Она побледнела, но не произнесла ни слова. Даже на сцене мне не приходилось видеть ту холодную сдержанность и властность, с которой вел себя Маннеринг; пусть он был маньяком, но держался с величием мраморной статуи. Он произнес эти слова, которые, будь они сказаны любым мужчиной любой женщине в присутствии кого-либо еще, вызвали бы громы и молнии, однако же он произнес их так, что никто не заговорил и не задал ему никаких вопросов. Повернувшись, он кивнул — я заметил искорку, блеснувшую в его взгляде, — и без слов вышел из комнаты.

В глазах Мириам Уэйд я увидел страх. Она нервно повела плечами, опустилась на стул и внезапно разразилась рыданиями.

Хм! Вспоминая эту сцену и описывая ее во всех подробностях, чтобы она стала понятна доктору Феллу, я понимаю, что, скорее всего, переступил границы, подобающие практичному человеку. Тем не менее так оно и было. Всех остальных я выставил из помещения, сказав, что хочу переговорить с Мириам с глазу на глаз. Задернул портьеры. Но как бы осторожно я себя ни вел, я чувствовал, что потерпел поражение.