Еще в докладной записке корреспондента «Правды» П.А. Наумова утверждалось: «Операция была тщательно подготовлена – и неплохо подготовлена – заранее и направлялась из одного центра». Этот центр советские пропагандисты усиленно искали за пределами ГДР, да так и не нашли. В Восточной Германии были проведены митинги с резолюциями, осуждающими «агентов Аденауэра». В этих резолюциях сотрудники ЦК КПСС спешно заменяли последние слова на «агенты западных империалистических держав». Дело в том, что многие из восставших были против не только Ульбрихта, но и против христианско-демократического канцлера ФРГ Конрада Аденауэра. Выдвигались лозунги: «Долой Ульбрихта и Аденауэра, мы хотим Олленхауэра» (лидера социал-демократов); «Из Бонна убирайте свой навоз, из Панкова мы вывезли уж воз».
В Москве решили подавить восстание советскими войсками с использованием танков. Президиум ЦК поручил Берии ликвидацию беспорядков в ГДР. Сразу же после начала беспорядков в Берлин отправились начальник военной контрразведки Гоглидзе и заместитель начальника контрольной инспекции МВД Амаяк Кобулов. 18 июня в Берлин прибыл и сам Берия. Кстати сказать, этот факт сам по себе опровергает версию о «заговоре Берия». Какой глава заговора согласится накануне «дня Х» более чем на неделю уехать из страны, чтобы вернуться только перед самым переворотом, будто бы намеченным на 27 июня?
В ГДР Берия, вопреки распространенному мнению, не проявил особой жестокости и стремился минимизировать число жертв. Как отмечал в своем дневнике верховный комиссар США в Германии Конэнт, «русские при подавлении восстания не проявили ненужной жестокости» и «как представляется, делали все возможное, чтобы избежать кровопролития». Однако даже столь «мягкое» поведение оккупационных войск стоило жизни, по официальным данным, 30 немецким рабочим и студентам. Еще около 400 человек были ранены. По неофициальным же, вероятно преувеличенным данным, только убитых насчитывалось несколько сот человек. Часть арестованных участников выступлений, объявленных зачинщиками, получили длительные сроки тюремного заключения. Сразу после ареста Берии, 29 июня, постановление от 12 июня было отменено без лишнего шума. Линия на создание нейтральной объединенной Германии была оставлена. Обанкротившиеся лидеры СЕПГ остались у власти на советских штыках, чтобы рухнуть в бездну 36 лет спустя.
Сразу после отъезда Берии в СССР, 26 июня, состоялся Пленум ЦК СЕПГ, на котором был упразднен пост генерального секретаря партии и провозглашен переход к коллективному руководству. Вальтер Ульбрихт из генсеков превратился в одного из членов Политбюро и первого заместителя премьер-министра.
Но в июле, уже после уничтожения Берии, состоялся еще один пленум СЕПГ. На нем были сняты со своих постов министр госбезопасности Вильгельм Цайсер, главный редактор «Нойес Дойчланд» Рудольф Хернштадт и заместитель председателя Совета Министров и куратор внешней разведки Антона Аккермана. Их назвали «агентами Берии в германском правительстве», а в 1954 году вообще исключили из партии. На июньском пленуме говорили о справедливом недовольстве рабочих, а на июльском – о «контрреволюционном путче» и «фашистской провокации», инспирированной Берией и его бандой.
После восстания 17 июня советская политика в ГДР была ужесточена. Возобновилось строительство социализма, пусть и не ускоренное, а о нейтрализации и объединении велено было надолго забыть. Жители Восточной Германии продолжали усиленно «голосовать ногами», перемещаясь в ФРГ через Западный Берлин, что вызвало в 1961 году возведение Берлинской стены.
На июльском пленуме Молотов возмущался: «При обсуждении германского вопроса в Президиуме Совета Министров вскрылось… что Берия стоит на совершенно чуждых нашей партии позициях. Он заговорил тогда о том, что нечего заниматься строительством социализма в Восточной Германии, что достаточно и того, что Западная и Восточная Германия объединились как буржуазное миролюбивое государство. Эти речи Берии не могли пройти мимо нашего внимания… Для нас, как марксистов, было и остается ясным, что при существующем положении, т. е. в условиях нынешней империалистической эпохи, исходить из перспективы, будто буржуазная Германия может стать миролюбивым или нейтральным в отношении СССР государством, – является не только иллюзией, но и означает фактический переход на позиции, чуждые социализму… Во внесенном Берией проекте постановления Президиума Совета Министров по этому вопросу было предложено – признать «ошибочным в нынешних условиях курс на строительство социализма, проводимый в Германской Демократической Республике». В связи с этим предлагалось «отказаться в настоящее время от курса на строительство социализма в ГДР». Этого мы, конечно, не могли принять… Стало ясно обнаруживаться, что Берия стоит не на коммунистических позициях. При таком положении мы почувствовали, что в лице Берии мы имеем человека, который не имеет ничего общего с нашей партией, что это человек буржуазного лагеря, что это – враг Советского Союза.