Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича

Абакумов, я точно знал, ненавидел меня и писал на меня товарищу Сталину и в ЦК кляузы, которые, однако, не достигали поставленных Абакумовым целей, так как при проверке оказывались фальшивыми.

Берия же, как я полагал, тогда считал, что если Абакумову удастся скомпрометировать меня, то в какой-то мере косвенно будет в глазах товарища Сталина скомпрометирован и Берия, и потому неоднократно уговаривал меня «не портить отношений с Абакумовым, звонить ему, поддерживать с ним связь».

Считая Абакумова мерзавцем и карьеристом, рискуя оказаться жертвой какой-либо удачной провокации со стороны Абакумова, я все-таки не хотел следовать совету Берия и года два даже не подавал Абакумову руки.

С 1946 г., после моего назначения в Главсовзагранимущество, я, по-моему, окончательно перестал быть нужным Берия и видел его, за редким исключением, только на заседаниях Совета Министров СССР.

Можно привести ряд фактов, когда Берия демонстративно игнорировал меня, особенно если при этом присутствовал Абакумов. Что же, это было в характере Берия и меня нисколько не удивило!

В 1948 г., узнав об очередной кляузе Абакумова, я хотел поговорить о ней с Берия и пришел к нему в приемную, но он меня не принял, передав через секретаря, что вызовет сам, и, конечно, не вызвал, как я и ожидал.

Приступив к работе после первого инфаркта в прошлом году, я как-то снова зашел в приемную Берия. Однако он опять меня не принял, хотя у него никого не было. К этому времени Абакумов был уже арестован, и потому отказ Берия принять меня показался мне просто обидным, и я немедленно ушел из его приемной. Не хочет видеть меня, думал я, ну что ж, его дело! Не он один меня знает!

Хотя товарищ Сталин, как известно, сам поставил вопрос о моем освобождении из МГБ, я знал, что товарищ Сталин продолжает доверять мне. А доверие товарища Сталина было для меня, как и для каждого из нас, все! Знал я об этом из целого ряда фактов. Так, вскоре после моего назначения в Главсовзагранимущество на одном из дипломатических приемов Власик по секрету передал мне, что в случайном разговоре с ним товарищ Сталин прямо заявил о том, что он мне доверяет.

В мае 1947 г., представленный тов. Микояном, я был утвержден товарищем Сталиным в качестве начальника Главного Управления советским имуществом за границей.

Кажется, в следующем, 1948 г. был случай, когда тов. Молотов вызвал меня и сказал, что намечается создание министерства советского имущества за границей, и спросил, согласен ли я занять пост министра в этом министерстве. Я понимал, что предложение было сделано по указанию товарища Сталина.

В феврале 1949 г., как известно, по инициативе товарища Сталина Совет Министров СССР принял постановление об одобрении моего доклада о работе Главсовзагранимущества за 1949 г.

Затем в 1950 г. именно товарищ Сталин назвал меня как кандидата на должность министра госконтроля СССР. И я определенно знал, что всем этим действиям товарища Сталина по отношению ко мне Берия не только не способствовал, но, может быть, даже противодействовал им.

Я чувствовал себя почти реабилитированным после освобождения от работы в МГБ в 1946 г. Последующий арест Абакумова показал, что я был прав, когда в ответ на кляузы Абакумова писал о нем товарищу Сталину как о личности подозрительной.

Неожиданно товарищ Сталин скончался. Я только за месяц до этого приступил к работе после второго инфаркта, и мне тяжело было перенести этот удар. Я всегда считал, что умру раньше товарища Сталина. Накануне похорон товарища Сталина Берия неожиданно позвонил мне на квартиру (что он не делал уже лет восемь), расспросил о здоровье и просил приехать к нему в Кремль.

У него в кабинете я нашел Мамулова, Людвигова, Ордынцева, позже пришел т. Поспелов. Оказывается, надо было принять участие в редактировании уже подготовленной речи Берия на похоронах товарища Сталина. Во время нашей общей работы над речью, что продолжалось часов 8, я обратил внимание на настроение Берия. Берия был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то. Я был подавлен смертью товарища Сталина и не мог себе представить, что в эти дни можно вести себя так весело и непринужденно.

Теперь в свете нам известного о преступных действиях Берия я делаю вывод, что Берия не только по-настоящему не любил товарища Сталина как вождя, друга и учителя, но, вероятно, даже ждал его смерти (разумеется, в последние годы), чтобы развернуть свою преступную деятельность. Это, конечно, стало мне ясно сейчас, но тогда я объяснял поведение Берия его умением держать в руках свои нервы, как и подобает настоящему государственному деятелю.