Убийство часового (дневник гражданина)

Устав с гнильцой утвержден в 1975 году, но Советская Армия находится в периоде декаданса уже куда более длительное время, возможно, с середины 50-х годов. Примет декадентства множество. Пару лет назад прислали мне с родной земли солдатскую военную форму. Пуговицы на солдатском мундире — о, верх неприличия и знак бессилия — оказались пластиковыми! Как себя может чувствовать солдат в мундире с тусклыми пластиковыми пуговицами? Неуверенно. Ведь блистали армии храбрых стран своими шитыми знаменами с кистями, эполетами, бронзой и золотом сабель, перламутровыми ручками револьверов, эмблемами, кокардами и пуговицами не просто так, не из хвастливого удовольствия, но чтобы возбудить в солдате бравый, боевой дух. Служили средствами возбуждения к битве. Битва же сама воспринималась в окружении сияющих, блестящих предметов как священная церемония, как праздник. (Сияет ведь церковный алтарь!) От Ахилла в сияющих доспехах до сталинских под золото горящих погон сияние подымало армии на крыльях и вело к победам. Для этой же цели служили и бодрые звуки и горящая медь боевых оркестров. На какую победу могут вдохновить солдата банальные пластиковые тоскливые кружочки цвета коровьего, вегетарианского дерьма? Упрощенные современные солдатские мундиры без плеч, уродливые сапоги лишают армию боевого духа. Для контраста вспомним, что в самый героический период истории нашей армии храбрейшим конникам Буденного дарили красные кожаные галифе!

Что за глупая интендантская голова придумала новые пуговицы — эту деградацию в солдатской судьбе. Наверняка это был гражданский тип, кретин-экономист, видящий во сне лишь цифры да проценты. Удешевить содержание солдата, удешевить форму — вот чего хотел он достичь, заменив ярко сияющие, звездно тисненые латунные солнца кусочками литого дерьма. Удешевили. Но солдат потерял в храбрости.

Народ, солдаты которого одеты в бесформенные мундиры с пластиковыми пуговицами, менее способен выигрывать битвы. Народы, в уставы армий которых вписана осторожная трусость в применении оружия, кончают плохо. Вначале они становятся предметом презрения и насмешек, позднее их непременно подчиняют себе другие народы, не боящиеся применять оружие. Так было, и так будет. Ибо природа человека и человеческих групп не меняется, какой бы отличной от всех других эпох ни казалась нам наша эпоха. Вот что писал по этому поводу крайне правый итальянский философ Юлиус Эвола (1898–1974):

««Прогресс» бессилен изменить определенные фундаментальные истины о человеке и обществе, в особенности необходимость иерархии, кастовости, расы, мифа, религии и ритуала, — эти категории объединяются обыкновенно под общим определением «духовная мужественность». Потерять духовную мужественность (для народа, нации. — Э.Л.) — значит сделаться неспособным генерировать настоящий порядок, отсюда отступление современного человека от космоса в хаос».

Советский народ проходит через период хаоса именно по причине того, что, соблазненный чужим богатством и процветанием, он засомневался в себе и потерял духовную мужественность.

Трагедия невежества

По третьему каналу демонстрировали фильм «Семь Симеонов», точнее, два фильма о трагической и преступной семье Овечкиных. Первый фильм снят в 1985 году о счастливой семье вундеркиндов. Семеро братьев, юноши, подростки и дети от 25 до 5 лет, влюбленные в нью-орлеанский джаз, сами научились играть и сделались популярной в сибирском городе Иркутске и за его пределами джазовой группой. Мать, сильная женщина с широким лицом русской крестьянки, стоит во главе и управляет группой. Живут они за разрушенной церковью в деревянной сибирской избе с пристройками. Три коровы, семь соток земли и на них огород. Идиллия. Улыбающиеся личики ребят… Косят сено, собирают в стога, разучивают мелодии, камера с удовольствием следит за ними. Концерт: тяжелолицые зрители с медалями и без восторженно глядят на выступление группы. На сцене самый младший мальчик с бантом играет на трубе, мальчик с бантом стучит по клавишам пьяно. Симеоны на концертах и фестивалях: в Прибалтике… в Тбилиси… Аплодисменты.

Второй фильм снят в 1988 году. Он начинается с показа обгорелого брюха развалившегося самолета. Дымятся обломки. Падает снег. В обломках самолета копаются военные и милиционеры. Выносят некие расплавленные, горелые куски и называются они: «труп № 1», «труп № 2» и т. д. Лишь присмотревшись, наконец различаешь, что это обугленные корытца грудных клеток. Куда делись ноги, непонятно. Всего девять корытец. Их упаковывают в девять мешков. Фильм возвращается к началу истории…