Убийство – дело житейское

– Дорогуша, пойми, я похудела и постарела. Волосы у меня стали, как у старой негритянки, а одежда болтается, как на вешалке. Я, конечно, делаю все, чтобы побыстрее поправиться, но все равно, прежние наряды мне не подходят. Дней через десять, я отправляюсь к Рийденам. Хочу выглядеть так, чтобы вызвать уважение у зятя и у внучки. Учти, он доктор философии, а она эмансипированная и весьма неглупая девица. За твою заботу отплачу: летом, когда Зухра приедет на каникулы, буду с ней заниматься. А сейчас ты возьмись за меня. Мне нужно все на высшем уровне: полная экипировка плюс хороший парикмахер. Ты в столице бываешь регулярно, вращаешься в кругах людей влиятельных, их вкусы знаешь. В общем, я тебе доверяю. Учти, все услуги я оплачу.

Заминова была рада услужить Эвелине Родионовне, так как понимала – без ее опеки Зухра проведет лето, как стрекоза на лужайке. А этого Дильбар боялась больше всего на свете. За годы занятий ее дочери в классе у Пазевской, она поняла главное – в искусстве, как и в спорте каникул не бывает. Поэтому, рассыпавшись в любезностях, она пригласили Эвелину посетить ее тогда, когда той будет удобно.

Условившись с Заминовой о встрече, Лина позвонила на завод Андрею Гавриловичу и попросила его прислать к ней мастера, который у нее на веранде делал рамы и вставлял в них стекла. Эвелине он тогда пришелся по душе, особенно ее умиляло его прозвище – «Авдееч», связанное, как она впоследствии узнала, с его отчеством – полное имя этого умельца-золотые руки, похоже, знали только в заводском отделе кадров.

Авдееч пришел к Пазевской сразу же после работы и, услышав ее просьбу, стал хохотать так, будто попал в цирк на представление дрессированных обезьян.

– Зря ты смеешься, приятель! Сам же видел, я постоянно теряю ключи от всего, что запирается! Вот и на аптечке у меня висит замочек. Я ее закрываю – у меня там флакон сильнодействующего яда. Не дай Бог, Таня по ошибке примет, не откачаем! А у меня сердце шалит. Часто необходимо срочно принять лекарство, вот я в прединфарктном состоянии и бегаю по квартире. Ключ ищу. Научи меня замки открывать так, как делаешь ты! Тебе ведь для этого достаточно обычной шпильки! Я хорошая ученица, и руки у меня на месте. Платить буду, как за уроки музыки. Для тебя это забава, а мне пригодится. Высокой квалификации мне не надо, но на бытовом уровне просто необходимо. И не волнуйся, в жизни не проболтаюсь, чем мы тут с тобой будем заниматься!

– Видно тебе, Лина, это действительно, нужно. У тебя сейчас глаза, как у моего кореша. Он когда-то вытащил меня из огня… Я ведь воевал. Меня контузило… Друг он мне был настоящий. Слава Богу, оба живы остались…Так вот, я согласен, хозяйка. Заплатишь столько, сколько сможешь. Деньги лишними не бывают. Только я плохой учитель. Что не так, могу и послать… Ты уж на меня не обижайся… Это по привычке, не со зла… Я сейчас пойду домой, отдохну, возьму кое-какие вещички и вернусь.

– Жду тебя к восьми. Как, Авдееч, тебя это устроит?

– Пойдет, хозяйка. Буду вовремя. По такому делу ты бы мне сейчас рюмочку налила…Уж больно твой заказ необыкновенный. И как это ты разглядела, что я спец в этом черном деле?

Авдееч «опрокинул» рюмку водки, занюхал рукавом и, по-свойски подмигнув Эвелине, хихикая, удалился.

Вечером мастер явился в чистом костюме, наглаженный и побритый. В руках у него был потертый чемоданчик.

– Не смейся, подруга. Я сегодня, вроде бы, твой учитель. Потому при параде.

Глядя на блестящие, расширенные зрачки своей именитой ученицы, Авдееч рассмеялся:

– А ты, похоже, в душе партизанка! Ты, случайно не воевала?

– Не довелось, дружок. Но боюсь, что скоро придется наверстывать упущенное. Не перевелась еще фашистская нечисть в нашем краю!

Через два дня после начала занятий с Авдеечем, Лина отнесла большую часть денег, что держала в коробке за книгами в сберкассу, так как поняла, что все ее запоры – просто символ, преграда для и без того честных людей.

В тот же вечер, обговорив с Заминовой сумму, необходимую ей на новый гардероб и на подарки столичным родственникам, Лина впервые после смерти Фаргина задумалась о том, на какие средства придется жить дальше. Пока она трудилась, ей и заработанного хватало. Когда же она, оказавшись не у дел, заболела и поняла, что долго не протянет, то посчитала, что денег Жени ей хватит и на свою короткую жизнь, и на достойные похороны, и на небольшое наследство для Тани. Младшая дочь, судя по ее редким звонкам, жила нормально и ни в чем не нуждалась, а потому ни советские деньги, ни половина родного дома ей были не нужны. И вот теперь, почувствовав в себе огромный запас жизненной энергии, Пазевская подсчитала, что наследство Фаргина растает довольно скоро. После этого ей с Таней придется жить на свои пенсии.