Убийство Джанни Версаче

Так что Эндрю вынужденно вернулся в Ранчо Бернардо и поселился у матери в тесной трехкомнатной квартирке за 750 долларов в месяц в ряду белых оштукатуренных двухэтажных домов, выходящих фасадами с фальш-окнами в испанском стиле на торговые ряды через оживленную дорогу. В гостиной имелся балкон с видом на поле для гольфа. Квартира находилась на втором этаже, с обеих сторон за стенками жили соседи. Эндрю, получив стипендию, восстановился в Калифорнийском университете в Сан-Диего, который его сестра Джина как раз окончила. Профильным предметом он снова выбрал историю.

Одновременно Эндрю устроился работать в аптеку сети Thrifty[27], где поставил личный рекорд, проработав три с половиной года кряду. Мать подрабатывала приходящей нянькой в двух семьях. Жили скудно. Но сколь бы жалкими ни были дни, которые влачил Эндрю, с наступлением сумерек он преображался. Нищий продавец из Ранчо Бернардо устремлялся по пятнадцатому межштатному хайвею на громоздком старом рыдване Ford LTD, который стыдился кому-либо показывать, мимо съездов на Ла-Хойю, океанарий и зоопарк, прямиком в бары квартала Хиллкрест – и превращался там из стипендиата-недоучки Эндрю Кьюненена в успешно окончившего Йельский университет Эндрю Де-Сильву, саму конгениальность, гуляку на широкую ногу и наследника сказочных сокровищ: сетей автостоянок и фирменных автосалонов, обширных сахарных плантаций на Филиппинах, и элитной недвижимости в Нью-Йорке, и даже оптового склада-магазина матрацев – прямо доктор Джекил и мистер Хайд.

Успеху затеянного Эндрю лицедейства весьма способствовали как удачное стечение обстоятельств, так и один новообретенный друг. Поначалу, вернувшись в Сан-Диего, Эндрю прибился к смешанной гей-тусовке студентов обоих местных университетов – Калифорнийского в Сан-Диего (UCSD), где числился, и Университета штата в Сан-Диего (SDSU). Одним из первых, с кем он познакомился на кампусе, был зеленоглазый красавец-серфингист Роббинс Томпсон, очень глубоко утопленный гей. Дело в том, что Роббинс занимался серфингом профессионально, ездил по соревнованиям и вовсе не хотел, чтобы кто-то в спортивных кругах узнал о его реальной ориентации; ведь результаты выступлений в серфинге напрямую зависят от субъективных оценок рефери, а давать соперникам фору в виде предвзятости судей и вредить тем самым своей карьере он желания не испытывал.

Роббинс был старше Эндрю на шесть лет и к моменту их знакомства был близок к завершению карьеры вечно разъезжающего по турнирам серфингиста-профессионала, а потому озаботился обучением в компьютерных классах и пытался наладить связи и обзавестись собственным делом в строительном бизнесе. Он даже почти готов был признать себя открытым геем, но только в замкнутой тусовке себе подобных. Подобно многим гомосексуалам, вынужденным вести повседневные дела в мире людей по большей части «правильной» ориентации и боящимся разоблачения, Роббинс приучил себя не выказывать своих истинных чувств ни натуралам, ни геям; но, затаившись, он остро нуждался в лоцмане, который проложил бы ему путь среди неведомых океанических просторов местного гей-сообщества.

Эндрю и Роббинс были будто созданы друг для друга: развязный шутник-всезнайка и изворотливый живчик-спортсмен, да еще и известный в прошлом серфингист. Поначалу они были просто любовниками, но особых сантиментов друг к другу не питали. Роббинс вспоминает: «Мы скоро поняли, что ничего путного у нас не выйдет, и решили просто остаться лучшими друзьями».

Главное и самое приятное: Роббинсу было глубоко плевать на то, правду говорит Эндрю или лжет. Эндрю его интересовал и вполне устраивал таким, как он есть, – умным, очаровательным, убедительным. На пару они и начали задавать настоящего шороху богатым немолодым папикам из Ла-Хойи и Сан-Диего – и чопорно-затаившимся, и, реже, откровенным. Эндрю, начитанный и потому способный поддержать разговор почти на любую тему, моментально заарканил Линкольна Эстона, богатого шестидесятилетнего архитектора в разводе. Культурный и изысканный Линкольн питал роковую слабость к привлекательным юношам.

Линкольн и пара уже немолодых выпускников Епископской охотно приняли Эндрю в свою компанию. Вскоре Эндрю и Роббинс стали вместе появляться на вечеринках состоятельных скрытых гомосексуалов. В Сан-Диего, где нетрадиционной ориентацией среди богатых кичиться не принято, мероприятия эти часто проходили весьма чопорно. «Начинали обычно с коктейлей, а затем устраивали ужин – либо в ресторане, либо у хозяев. Вечеринки были очень цивилизованные и респектабельные», – рассказывает Роббинс.

Разной степени буйства вечеринки находились и посещались ими ежедневно. Эндрю любил распинаться о политике и всегда был в курсе последних известий, что помогало ему втираться в самые высокие круги.