Убийство Джанни Версаче

При всей его болтливой откровенности относительно своей сексуальной ориентации в Епископской и при всей его душевной близости с Лиз и ее семьей Эндрю так ни разу и не признался Лиззи и Филипу в том, что он гей. В точности так же, как и в собственной семье, в общении с ними он этот вопрос всячески заминал, обходил стороной, заявляя, что не исключает собственной бисексуальности, выказывал всяческое уважение и глубочайшее почтение к церкви, а иногда и негодование по поводу открытых проявлений гомосексуальности. Эндрю умел тонко чувствовать грань дозволенного, и в результате семья позволяла ему и дальше проживать в своем доме.

Продолжая скрывать свою истинную сексуальную ориентацию от Лиззи и Фила, Эндрю в то же время энергично налаживал контакты со студенческой гей-тусовкой на кампусе в Беркли и вел дневник своих романтических встреч в людных барах квартала Кастро в Сан-Франциско. Кастро выглядел как обособленный вольный городок, где большинство населения составляют геи и лесбиянки. Эндрю свободно ориентировался в текущих политических делах и способен был поддержать разговор на эту тему, но политизированная атмосфера ему претила — да и не оценили бы в Кастро по достоинству его впитанный по ложечке консерватизм жителя Сан-Диего. Так что он предпочел сосредоточиться на светской жизни.

Производя впечатление парня совершенно безбашенного, Эндрю таковым и близко не являлся. В конце восьмидесятых Кастро колбасило от ужаса, вызванного эпидемией СПИДа, и Эндрю, подобно многим другим, был преисполнен тревоги, не подцепил ли он эту жуткую заразу. Еще в 1970-х годах 40 % опрошенных из 1500 белых американцев нетрадиционной сексуальной ориентации, проживавших в агломерации городов, расположенных по периметру залива Сан-Франциско, сообщили, что имели за свою жизнь более 500 половых партнеров[25]. Ко времени прибытия Эндрю там вовсю кипела дискуссия о том, влияет ли число партнеров на восприимчивость к инфекции и, как следствие, на риск ее заполучить или нет. На ранних этапах распространения ВИЧ/СПИДа некоторые лидеры гей-сообщества даже отказывались публиковать в подконтрольных им изданиях научные подтверждения самой возможности передачи ВИЧ половым путем.

Но и позже они продолжали крайне чувствительно относиться к любым намекам на то, что первопричиной обрушившейся на город и окрестности эпидемии чумы XX может являться сексуальная распущенность местного населения. Эндрю, однако, в зависимость риска от числа партнеров, судя по всему, поверил. Сексом он занимался часто, беспорядочно и скрытно — и вот тут-то на него и накатила волна страха, отягощенного чувством вины.

При этом Эндрю был настолько склонен к утаиванию от окружающих любых подробностей о своей интимной жизни, что многие просто считали его не то импотентом, не то человеком асексуальным. Привычно подавляя и притупляя свои истинные чувства, он научился не менее искусно скрывать и развившийся у него комплекс отверженности. Не привыкший легко мириться с поражениями, он вставал в позу напускного безразличия, стоило ему уловить лишь намек на недостаточную отзывчивость со стороны тех, кто ему нравился. Но это не мешало ему высматривать всё новые объекты и предпринимать всё новые попытки…

В Беркли — среди зарослей вечнозеленых растений и эвкалиптов, промеж предрассветных туманов и ласковых предзакатных бризов — каждому, казалось бы, дано было найти себе пару по вкусу, классу, расовой и идеологической принадлежности, сексуальной ориентации, да и просто по любому мыслимому параметру. Но тут Эндрю не давало покоя уже ощущение избыточности выбора и к тому же жесткой конкуренции между постоянно сменяющими друг друга у него перед глазами представителями здешней гей-тусовки — ну так ведь это и было отражением Беркли во всей его многогранности!

К слову, Эндрю, ненавидевший тупое качание мышц, был избавлен от необходимости рьяно следовать культу тела, который был общепринят среди гей-сообществ по всей стране. В Беркли Эндрю культивировал образ потасканного препода и небезуспешно старался выглядеть старше своих лет. Даже ближайшие друзья там думали, что ему под тридцать. Появлялся он там неизменно в одном и том же прикиде — лаймово-зеленом свитере Ralph Lauren, штанах цвета хаки и коричневых туфлях Cole Haan, в очках и с тростью. Последняя деталь, вероятно, свидетельствует о том, что Эндрю не запамятовал об одном из любимых образных назиданий отца: «С тростью проще прокладывать себе дорогу к вершине, оттесняя других». Вскоре он удачно вписался в веселую дружескую компанию толковых и остроумных студентов, но тщательно следил за тем, чтобы не сболтнуть им о себе лишнего. «Он прибился к очень умным и талантливым людям», — вспоминает Дуг Стаблфилд, друг Эндрю из числа студентов Беркли.

* * *