Убийство городов

Рябинина отвращало зрелище изувеченных тел. Он был поражен тем, что среди украинской пшеницы, в подбитом танке находились негры, которых принес на эту войну неведомый вихрь, летающий по земле, собирающий для этой войны будущих мертвецов.

Он стоял на броне, и голова его кружилась от непонимания этого мира, в центре которого находился подбитый танк с мертвецами, и красное солнце безмолвно светило из космоса.

Жила возился в глубине танка, кряхтел и чертыхался. Рябинин заглянул в люк.

Жила держал оторванную руку с пепельно-серой ладонью и снимал с пальца перстень. Сунул в карман и стал совлекать с закрученной шеи золотую цепочку.

– Жила, ты что, охренел? Ты что, мерзавец, делаешь?

– Заткнись, сука! Мой танк! Я здесь бесплатно воюю! А это мне компенсация! На послевоенные годы!

Он ловко снял часы с золотым браслетом. Стал опускаться на сиденье механика, толкая ногой мертвеца.

Рябинин с отвращением спрыгнул на землю. Скоро из танка вылез Жила. Его лицо было злым, словно он ждал, что у него отнимут добычу. Они возвращались в село, и Рябинин испытывал гадливость к Жиле, к смердящему танку и к себе самому, участнику гадкого дела.

Ночью ему приснилась яблоня, застывшая в стеклянной синеве, корнями ввысь и кроной, обращенной к земле. Корни яблони питались хрустальной силой небес, а глянцевитая листва и чудесные плоды были обращены к Рябинину. И он тянул к ним свои обожающие руки.

Глава 21

Рябинина вызвали в штаб. Комбат Курок готовился идти по домам, раздавать продукты обездоленным селянам. В штабе ополченец Лавр, ведавший продовольствием, укладывал в мешок банки сгущенки, мясные консервы, буханки хлеба, пакеты с макаронами. Лавр был остронос, ироничен, с железистыми бачками и длинными едкими губами, на которых играла недоверчивая улыбка. Прежде он работал на шахте бухгалтером и в ополчении вел учет продовольствия и боеприпасов.

Комбат Курок в портупее с лакированной кобурой «стечкина» сидел на стуле под красным знаменем. На бархатном полотнище желтым шелком был вышит профиль Ленина и красовалась надпись: «За нашу советскую Родину!»

– Давай, Лавр, не жадничай. Клади больше сгущенки. Детишек подсластим, стариков утешим. – Курок следил, как прижимистый Лавр пересчитывает банки.

– Да куда больше-то! – упрямился Лавр. – Своим не хватает!

– А они, которые по подвалам сидят, они чужие? Народ не чужой. Мы за этот народ воюем. Последнее ему должны отдать. Не только сгущенку, но и жизнь. – Лысый, с блестящим черепом, с рыжей косой бородой, сидя под красным знаменем, перетянутый портупеей, Курок напоминал Рябинину командира времен Гражданской. И впервые за многие дни он подумал о книге. О том, как опишет рыжебородого командира, восседающего под красным полотнищем.

– Все оно так, Курок, – едко хмыкнул Лавр. – Мы за этот народ воюем и жизни кладем. А где, я спрашиваю, мужики молодые призывного возраста, которые в этом селе проживают? Все в Россию сбежали, старух и детишек побросали. Почему не берут «калашников», не идут на блокпост?

– Ничего, Лавр. Скоро вернутся. Я клич бросил, в Интернете призыв разместил. Чтобы народ к нам из России ехал, в батальон «Аврору». Будем на основе батальона создавать Красную Армию. Как в Советском Союзе.

– Да где он теперь, Советский Союз? – Лавр махнул рукой, в которой держал банку тушенки. – Кошка языком слизнула.

– Вот знамя, видишь? Знамя полка Первого Украинского фронта. Это и есть Советский Союз. Здесь, в Петровке, территория Советского Союза, которую мы отбили у врага.

– Ну да, Советский Союз и столица его Петровка! – Лавр поддразнивал комбата, предвкушая политический спор.

– Сейчас Петровка, а завтра и Устиновка. И Луганск, и Донецк, и Макеевка, и Горловка. А также Красный Луч, Краснодон. Перейдем в наступление, и в состав Союза войдут Мариуполь, Одесса, Запорожье и Харьков. И Николаев, и Днепропетровск, и Киев. Под этим Красным знаменем пройдем по Крещатику, и люди будут встречать нас хлебом-солью!

– Что, и в России будут встречать? – Лавр наивно ахнул, а сам смотрел на комбата едким колючим взглядом, – И в Россию понесем Красное знамя?

– Россия сама к нам придет, и мы ее встретим хлебом-солью, – твердо произнес Курок.

– Что-то она не торопится к нам, комбат. В Крым пришла, хорошо. «Своих не бросаем». «Без единой капли крови». Там без единой, а здесь мы кровью умыты. Разве мы не свои для России? Где она? Где ее танки, зенитки? Почему она смотрит, как нас убивают?

– Погоди, не настало время. Придет Россия, и будут танки, и гаубицы, и «Ураганы», и самолеты. Ты думаешь, в Москве про наш вчерашний бой не знают? Про Саур Могилу не знают? Про обстрелы Донецка не знают? Знают. Готовят войска. Скоро ударят.

– Несправедливо это, комбат. Мы здесь не за себя воюем, а за Россию. А она нас не видит. Несправедливо.

– Все будет по справедливости, Лавр, поверь! Справедливость правит миром, и как бы ее ни топтали, как бы ни издевались, а победит справедливость. Победит Советский Союз!