– Наверное. – Я положил одну руку себе на живот, а другую на горло. – Я не спал всю прошлую ночь и сейчас плохо себя чувствую. Я схожу в ванную комнату.
– Только ничего не трогайте.
– Не буду.
Я бы не сумел смотаться, если бы не радио. Музыка заглушала мои шаги, когда я добрался до двери, которая так и осталась открытой, потом на цыпочках выбрался в холл и вышел на лестницу. Спустившись на четыре этажа вниз, я на минуту остановился у двери, которая вела в вестибюль на первом этаже, и, когда ничего не услышал, открыл ее и вышел. Коротышка с испуганным видом топтался у лифта. Он ничего не сказал, я тоже промолчал и направился к выходу. На улице я сразу повернул направо, прошел полквартала до Лексингтон-авеню, остановил такси и через семь минут уже вылезал из него у входа в дом Вульфа.
Войдя в кабинет, я невольно усмехнулся. Книга, которую читал Вульф, раскрытой лежала на столе, а он возился с бумажками, на которых были записи по орхидеям. Смех! Он явно читал книгу, но, когда услышал, что я открываю входную дверь, быстро бросил ее на стол и занялся этими бумажками, чтобы показать мне, как ему трудно, потому что я вовремя не перенес сведения с них на постоянные регистрационные карточки. Это выглядело так по-детски, что я не мог удержаться от улыбки.
– Разрешите вас побеспокоить? – почтительно спросил я.
Он поднял взгляд:
– Поскольку ты быстро вернулся, я полагаю, ничего интересного не произошло?
– Ваше предположение ошибочно. Я спешил вернуться, потому что туда должен был прибыть отряд специалистов, и тогда меня бы задержали на всю ночь. Корригана я видел. Пуля прошла через висок.
Бумажки выпали у него из рук.
– Поподробнее.
Я рассказал ему все, что видел и слышал, в том числе и мысли полицейского по поводу «Янки». Вульф, когда я начал рассказывать, хмурился почти неприметно, но к концу истории был туча тучей. Он задал мне несколько вопросов, посидел, постукивая указательным пальцем по подлокотнику кресла, и вдруг ни с того ни с сего выпалил:
– Был ли этот человек простофилей?
– Кто, полицейский?
– Нет, мистер Корриган.
Я пожал плечами:
– В Калифорнии он вел себя довольно глупо, но я не назвал бы его простофилей. А что?
– Абсурд полный. Если бы ты там задержался подольше, может, сумел бы узнать что-нибудь, способное прояснить ситуацию.
– Если бы я там задержался, меня загнали бы в угол, пока кое-кто не надумал бы разузнать подробности…
– Пожалуй, да, – неохотно согласился Вульф. Он посмотрел на часы и, упершись большими пальцами рук о край стола, оттолкнул кресло. – Проклятие! От таких мыслей не уснешь!
– Да. Особенно зная, что в полночь или чуть позже раздастся звонок, а то и кто-нибудь явится.
Я ошибся. И проспал беспробудным сном целых девять часов.
Глава девятнадцатая
В субботу утром мне так и не удалось дочитать до конца газетные сообщения о самоубийстве известного адвоката Джеймса А. Корригана. Пока я завтракал, нам позвонили четыре раза. Первым Лон Коэн из «Газетт», который хотел расспросить Вульфа о звонке от Корригана, а потом еще два журналиста с тем же намерением. От них я отбился. Четвертый звонок был от миссис Эйбрамс. Она прочла утреннюю газету и желала знать, не мистер ли Корриган, который застрелился, был убийцей ее Рейчел. От нее я тоже отделался.
Из-за того, что мне пришлось завтракать дольше, чем обычно, я нарушал планы Фрица, поэтому, когда принесли утреннюю почту, вторую чашку кофе мне пришлось взять с собой в кабинет. Я просмотрел конверты, бросил все, кроме одного, на свой стол, поглядел на часы и увидел, что уже 8.55. Ровно в девять Вульф, что бы ни случилось, шел в оранжерею. Я вскочил, взбежал на один пролет лестницы, постучался, не дожидаясь ответа, вошел и объявил:
– Вот оно. Письмо в конверте юридической конторы. Штамп почтового отделения на Гранд-Сентрал-стейшн, датированный вчерашней полночью. Письмо толстое.
– Вскрой конверт. – Он стоял одетый, готовый уйти.
Я вскрыл конверт и вынул его содержимое.
– Напечатано через один интервал, датировано вчерашним днем, наверху озаглавлено: «Ниро Вульфу». Девять страниц. Без подписи.
– Читай.
– Вслух?
– Нет. Уже девять часов. Можешь мне позвонить или прийти в оранжерею, если понадобится.
– Еще чего! Да это просто наглость.
– Ни в коем случае. Расписание, нарушенное не из крайней необходимости, превращается в привычку, зависящую только от прихоти. – И он вышел из комнаты.
Я принялся читать.