Убийство к ужину

Клуфтингер отошел к окну и устремил взор на улицу. Все становилось на свои места. Пока предполагаемый убийца рассказывал, комиссар сосредоточенно слушал. Так внимательно, что все разворачивалось перед его глазами, будто фильм. Он видел, как Петер Шёнмангер вдохновился предложением Вахтера, как сделал выпуск продукции с пониженной калорийностью своим проектом, как немедленно начал калькулировать: издержки, инвестиции, возможный доход, товарность. Наконец-то у младшего Шёнмангера появилась перспектива. Цель. Возможность сместить отца. Но затея оказалась не из дешевых. Как он ни крутил, ни вертел, расходы получались слишком высоки, а капиталы еще не окрепшей фирмы недостаточны для закупки нового оборудования и проведения массированной рекламной кампании. При высоких издержках производства ждать больших доходов не приходилось. И снова он обратился к Вахтеру с собственными подсчетами и вопросом о его культурах бактерий.

От ярких картин Клуфтингера отвлек очередной возглас Майера: «Ну вот, опять!» Он перевел взгляд на Шёнмангера, который с застывшим взглядом говорил не останавливаясь:

— Я краем уха слышал, что Вахтер проводил опыты по створаживанию молочного порошка. Своими культурами. Конечно, перерабатывать сухое молоко на сыр легально не разрешается. Но шкурка стоила выделки. Была лишь одна загвоздка: порошок стоил не намного дешевле натурального молока…

Шёнмангер замолк, и комиссар тут же вклинился:

— И тогда вы каким-то образом вышли на русское сырье. Что с ним не так? Оно что, является радиоактивным? Почему так дешево?

— Я обзвонил пол-Европы, — без всяких эмоций сообщил Шёнмангер, — естественно, и Восточный блок. Там все дешевле. Дешевле — да, но недостаточно. В конце концов вынырнул один тип из Москвы, он сказал, что сделает мне такое предложение, от которого я не смогу отказаться. Естественно, я тоже хотел знать, почему сырье такое дешевое. Он не желал говорить, но когда увидел реальные деньги, проникся доверием и выложил — у него есть выход на источник, который занимается подготовкой гуманитарной помощи для Африки по линии ООН. Груз вначале доставляется в Германию, а отсюда должен отправляться морем. Только поставки на самом деле не делаются или делаются, но не в полном объеме. Я не вникал. Тот русский проворачивает подобные махинации с самым разным товаром. У него везде свои люди, которые выдают липовые документы. А мы, таким образом, получали наш дешевый порошок. Когда машина завертелась, все мы — Вахтер, Барч и я — быстро поняли: втроем нам не справиться. Мы нашли людей для выполнения грязной работы. Да вы их сами видели в деле. Старик ничего не узнал. Он словил только одно: производство стало немного дешевле из-за быстрого созревания сыра. Насколько дешевле, никто его не посвящал, иначе нам самим ничего не осталось бы. А если бы понял, быстренько выбросил бы за борт свои понятия о чести и порядочности.

— Как долго все это продолжалось, господин Шёнмангер?

— Да уж немало. За это время старик приблизил меня к себе, даже выделил кабинет рядом со своим и позволил его обставить на мой вкус. Правда, платить больше не стал. Ну да мы с Вахтером делали хорошие деньги за его спиной…

— Зачем же вы убили Вахтера, если все шло так прекрасно? — вырвалось у комиссара.

Если до этого момента Шёнмангер говорил безучастным тоном и лишь презрительно кривился, когда упоминал отца, то теперь он сорвался с места и взревел нечто нечленораздельное. Два сопровождающих полицейских тут же скрутили его и водворили на стул. С налившимися кровью глазами он закричал:

— Это не я! Не я!

Клуфтингер дал ему накричаться, пока тот сам не обмяк.

— Хорошо, господин Шёнмангер. Предположим, это были не вы. Так что происходило дальше?

— А дальше заявилась эта свинья. К Вахтеру. И потребовала денег. Кучу денег!

— Кого вы имеете в виду, господин Шёнмангер?

— Свинью! Эту свинью! — Его лицо снова побагровело от негодования.

Клуфтингер в самом деле не понимал.

— Кого, господин Шёнмангер?

— Лутценберга!

— Лутценберг шантажировал вас?

— Не меня. Филиппа. А тот платил. Пока мог. Но эта свинья хотела высосать все. Я сказал, что с ним надо решать. И тут Филипп неожиданно заявил: если мы с ним что-нибудь сделаем, он сам все обнародует, и все наше семейство останется в дерьме. — Он посмотрел Клуфтингеру прямо в глаза. — Понимаете? Он хотел, чтобы Лутценберг и дальше получал свой куш! Непостижимо!

Комиссар совсем запутался. Он обвел взглядом коллег, но они только пожимали плечами.

— Вахтер хотел, чтобы теперь и вы платили?

— Именно. Лутценберг долго тянул из Вахтера деньги, и аппетиты его беспрестанно росли. А когда я стал возражать, он пролепетал нечто невнятное: вроде бы отец этого выродка на его совести.

Клуфтингер видел, что спокойный тон действует эффективнее, чем бряцание оружием, поэтому он спросил ровным голосом:

— И тогда вы его убили?

— Да нет, черт возьми! Вы дадите мне высказаться?

Комиссар молча кивнул.

— К нему поехал отец.

— Ваш отец? Вы же говорили, он не был в курсе дела?