— Нет, я имею в виду — что-то хорошее.
— Ничего страшного. Я была не в себе и с похмелья, перед этим я повстречала умалишенную, от меня воняло мочой и рвотой, и я была уставшая. Ты могла говорить и делать что угодно, я радовалась уже одному тому, что наконец-то тебя увидела. Ты спала наверху?
Она отвернулась.
— Да ты краснеешь?
Шея точно покраснела.
— Я пришла поздно, поэтому я тихонечко поднялась наверх и нашла ту комнату. Там было постелено, я взяла и легла. Хочешь кофе?
Я хотела. Но сначала я должна была позвонить Фундеру.
— Может быть, Халланда и не убивали. По-моему, в него случайно попал верующий охотник или что-то в этом роде.
Она вскинула брови.
— Выпей-ка сперва кофе, — сказала она.
— Со вчерашнего дня ты как будто мне вместо матери. Ты не… — я хотела сказать «влюбилась», но почувствовала: если я это произнесу, то распл
Фундер, как выяснилось, далеко меня опередил. По его словам, то же самое я сообщила ему накануне, не зная, правда, о чем речь, но Петера Ольсена он пока не нашел.
— Я дам тебе знать, как только мы поговорим с ним, — пообещал он.
— Ну а зачем? — сказала я, приподнимая крышку компьютера. — Позвони, когда вы установите, кто это сделал.
— Ладно, — ответил он.
— Мы пытаемся связаться с женщиной, опубликовавшей извещение о смерти Халланда. Кто она такая, эта Пернилла?
— Она чокнутая. Я ее не знаю, но она знала сестру Халланда. Надо сказать, это чересчур — что она опубликовала извещение. Но что вам от нее нужно? С Петером Ольсеном она не знакома и, насколько мне известно, она живет в Копенгагене.
— Как ее фамилия? У тебя есть ее телефон?
— Я позвоню сразу же, как найду его, у меня нет его сейчас под рукой. Кстати, что насчет Брандта?
— Если он вернется домой, ты наверняка обнаружишь это раньше, чем я. — Судя по его тону, он был задет.
Я подождала, что он скажет дальше.
— Его машина стоит возле клиники, хотя обычно он ходит туда пешком. Его секретарше ничего не известно, в пятницу они ушли с работы в двенадцать в связи с похоронами, но ушли поврозь, а…
— …а в церкви его не было. Я особенно по сторонам не смотрела, мне было неудобно, но его там не было.
— Почему неудобно?
— Из-за этого извещения пришло так много народу.
В дверь позвонили, я услыхала, как Эбби разговаривает в коридоре с Гостем. Это не для него ли она, собственно, приготовила завтрак? Чуть подавшись вперед, я увидела, как она его обняла.
— Фундер?
— Да?
— Я нашла компьютер Халланда.
— А ну-ка повтори!
— Я…
— Неправда, быть такого не может,
— Просто нашла, но теперь он вам, наверное, ни к чему, раз вы вышли на этого приходского охотника, если только Халланда по ошибке застрелил именно он.
— А вот это пусть тебя не беспокоит, я пришлю к тебе человека, который его заберет. И, разумеется, мы должны знать, откуда он у тебя взялся!
Я положила трубку.
— Ну, я пошел! — сказал при виде меня Гость.
— Если это из-за меня, то не уходи, — остановила я его. — Эбби испекла хлеб, и вообще.
— Его пора вынимать. — Она заторопилась на кухню. Она суетилась. Куда больше, чем вчера.
— Нет, мне надо на работу, — ответил он. — Я хотел лишь… сказать…
— До свиданья? — подсказала я. — Доброе утро? Спасибо за вчерашнее?
— Мама! — произнесла Эбби.
Они поглядели друг на друга, мимо меня. Еще немного, и меня саму бросит в краску.
— Мне нужно в туалет, — сказала я.
Мне туда было не нужно, я просто стала перед умывальником и посмотрелась в зеркало. Пустив воду, подставила под струю руку, убрала и снова подставила. Закрыла кран. Подождала. Петер Ольсен — что он за тип? И кто эта женщина в зеркале? У этой женщины умер муж. К этой женщине вернулась долгожданная дочь. А разница? Взгляд пустой, но в зеркале он всегда такой. Халланд брился не глядя на свое отражение, а знала ли я, в сущности, почему? Неужели тут никакой разницы — его нету, она вернулась; как же так — никакой разницы? Это неверно, что никакой разницы. У меня было ощущение, что в желудке металл, оно появилось после смерти Халланда. А еще была потребность смеяться, она появилась после прихода Эбби. Но мой взгляд в зеркале был, как всегда, пустым.
— Три-четыре-пять! Я иду искать! — объявила я.
— Он ушел! — крикнула она.
Мы опять уселись на кухне. Как на экзамене, подумалось мне вдруг — и сделалось неприятно. Но хлеб был вкусный, хотя не очень пропекся и обжигал рот, я молчала и ела его, с наслаждением. Искоса поглядывая на Эбби. Сразу видно, что это — она, непостижимо, как я могла не узнать ее, когда в зале сидело двадцать человек, а может, всего десять. Те же карие глаза, те же светлые волосы, правда сейчас они потемнели и были высоко забраны. Пухленькая, похожа на сестру Трольса, как и в детстве, но только и на меня похожа, я узнала в ней себя — и обрадовалась, и тут же смутилась, оттого что обрадовалась.
— Я их не открывала, — сказала она. — Но в той комнате на верхней полке стоят коробки… там написано «Эбби»…
— Да, — сказала я. — Можешь открыть, это для тебя.
— Что в них?
Я глубоко вдохнула.
— Разное, все, что я должна была тебе рассказать.
— Как это?