«Бдительность, о которой они кричат на каждом углу, будет стоить голов нашим людям», — говорил мне Енукидзе.
Именно эти соображения и легли в основу ориентировки заговора, начиная с 1935 г., на Германию. И именно в связи с этим роль Сокольникова в общем центре заговора, являющегося одновременно заместителем Наркоминдела, имела особое значение потому, что через него могла быть налажена связь с официальными кругами Германии.
В
другом месте мы проанализировали заявление в неопубликованном признании Сокольникова, как один японский чиновник подошел к нему и сообщил, что японцы контактировали с Троцким[104].Ягода вернулся к вопросу об убийстве Кирова ненадолго 28 декабря 1937 г. Здесь он пояснил, как он возражал против индивидуального терроризма и почему он в конце концов поддался требованиям зиновьевцев и троцкистов, но сохранил свое положение в стороне от убийства.
Я хочу рассказать об обстоятельствах, при которых я был поставлен перед необходимостью пойти на более чудовищное преступление, на организацию умерщвления таких людей, как В. В. Куйбышев и А. М. Горький.
В протоколах предыдущих моих допросов записано, что я вынужден был предупредить Запорожца (в Ленинграде), чтобы он не препятствовал террористическому акту над С. М.Кировым.
Это все вы уже знаете из моих показаний, но я тогда не договорил. О чем я умолчал? Я не рассказал о том, что, когда Енукидзе поставил меня в известность летом 1934 г. о решении организовать террористический акт над С. М. Кировым, я предложил ему свой вариант убийства Кирова путем «смерти от болезни».
Я тогда же сообщил ему, что этот способ уже проверен мною на практике (М.А. Пешков и В. Р. Менжинский) и что он безопасен и для меня, как зампреда ОГПУ, отвечающего за охрану.