Читаем Убийство Кирова: Новое расследование полностью

Например, Лено сообщает нам, что ряд подсудимых обвинил Румянцева, еще одного из подсудимых. Котолынов назвал его одним из лидеров «Ленинградских зиновьевцев» (Л 362). Тем не менее в своих собственных показаниях Румянцев отрицал всякие политические связи с кем бы то ни было из зиновьевцев после 1929 г., после чего его обвинили некоторые другие (Л 364). Очевидно, собственные отрицания вины Румянцева или любого обвиняемого не принял бы за чистую монету ни один суд ни в одной стране ни в какое время. Лено дает нам представление о показаниях других подсудимых против Румянцева. Однако он не делает того же самого в отношении остальных обвиняемых, чьи показания он резюмирует.

Мы не можем объяснить явные расхождения между версиями Кирилиной и Лено о показаниях обвиняемых. Лено следовало исследовать непосредственно этот вопрос. Вместо этого он вообще не информирует своих читателей об этом. Ссылка Лено на «один архивный протокол» предполагает, что есть или могут быть другие. Однако Лено вообще не рассматривает этот важный документ, поэтому у нас нет никаких сведений, с помощью которых можно оценить его.

Лено представляет выдержки из «проекта официального обвинения», а не из подлинного официального обвинения. В другой главе мы сравнивали текст Лено (документ № 72, с. 345–352) с опубликованным официальным обвинением. Там мы рассматриваем некоторые важные части обвинения, которые удалил Лено. В нем мы видим, что четырнадцать подсудимых не делали похожих признаний. В случаях с Антоновым, Звездовым и Соколовым, по словам и Кирилиной, и Лено:

— Антонов «полностью признал свою вину»;

— Звездов «полностью признал свою вину»;

— Соколов «признал, что он виновен в том, что был членом подпольной контрреволюционной группы, но отрицал свое непосредственное участие в приготовлениях Николаева к убийству товарища Кирова» (Л 351–352).

Это в точности соответствует тексту опубликованного официального обвинения (Л 22).

Естественно, обвинение суммирует то, что подсудимые признали до суда, а не то, что было заявлено на суде.

Мы рассмотрим вопрос о виновности или невиновности в другом месте. На данный момент достаточно заметить, что Лено согласен, что некоторые из подсудимых все-таки признали себя виновными в некоторых преступлениях.

Следовательно, Юрий Седов лгал, когда писал в статье в газете «Труд», что «все тринадцать подсудимых отрицали в один голос свою вину». Более того, Лено прекрасно знал, что Седов лгал.

Как тогда мог Лено называть Седова «заслуживающим доверия исследователем»? Два лживых утверждения в одной короткой статье — о деле «Свояки» и о «единодушном отрицании своей вины» подсудимыми — доказывают, что Седов — кто угодно, но только не «заслуживающий доверия исследователь», каковым его назвал Лено. С какой стати Лено делать такое заявление, когда сами свидетельства, которые он приводит, опровергают это заявление?

Мы могли бы предположить, что это — одна из множества «россказней» Лено. Он принимает предвзятый вывод, выдвинутый советским руководством хрущевской эпохи, советским руководством горбачевской эпохи, российским руководством с 1991 г. и антикоммунистическими исследователями, такими как Кирилина, что Николаев действовал один и что остальные подсудимые были невиновными, их «подставили» НКВД и в конечном счете Сталин. Седов энергично поддерживает это мнение. Но он, очевидно, не может это сделать, не прибегая к фальсификациям.

То же самое верно и с Лено. Мы увидим множество примеров этого. В сущности, не существует фактически никаких доказательств того, что Николаев действовал один, и есть огромное количество доказательств, что он был участником заговора.

Прежде чем оставить Седова, мы заметим еще одну его ложь — если точнее, уловку. В своей статье в газете «Труд» Седов писал:

«Неутомимо» трудились агенты ОГПУ, письменно докладывающие своим недремлющим шефам о каждой встрече, вечеринке, поездке в другие города так называемых… оппозиционеров. Те, за которыми охотились ищейки, даже не подозревали, под каким они «колпаком». Дурно, очень дурно пахнет от старых доносов ОГПУ-НКВД.

Отложим в сторону выражение «так называемых оппозиционеров», хотя это тоже обман, нечестный оборот речи, так как никто из тех, о ком идет речь, никогда не отрицали, что они участвовали в оппозиционной деятельности, и у нас в избытке доказательств, что они по-прежнему оставались активными оппозиционерами — доказательств, которые, однако, были недоступны для читателей Седова в 1990 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное