Убийство Кирова Политические и уголовные преступления в 30-х годах

3 декабря 1931 года решение ЦК партии и Совнаркома опубликовано во всех газетах. Киров был очень доволен результатами нашей работы и принятыми решениями. 12 декабря проведена первая Ленинградская городская партийная конференция, избран городской комитет во главе с С. М. Кировым (он же и секретарь областного комитета).

Известно, что Л. М. Каганович, будучи секретарем ЦК, одновременно в те годы был и секретарем Московского городского комитета партии, и наркомом путей сообщения (НКПС). Этим совместительством Каганович усиленно пользовался для ускорения строительства Московского метрополитена. Ночами он объезжал с группой работников НКПС сортировочные пути железнодорожного узла Москвы, отцеплял из составов вагоны со строительными материалами, идущими в другие местности страны, в том числе и в Ленинград, и направлял их на строительство метро. «Железному наркому», как тогда называли Л. М. Кагановича, все сходило с рук. Не раз Киров обращал внимание Сталина и Молотова на самоуправство Кагановича, но тот продолжал применять свои вылазки на дороги московского узла.

Вспоминается еще один эпизод. После районирования, проведенного в Ленинградской области, было организовано 9 округов, в том числе Великолукский. В 1929 же году задумано было организовать Западную область с областным центром в Смоленске. Для придания экономической мощности вновь создаваемой Западной области Госплан предложил включить в ее состав Великолукский округ, изъяв его из Ленинградской области.

Великолукский окружком и его секретарь Глушенков крепко возражали, доказывая и экономическое тяготение к Ленинграду, и единство псковского льняного массива. Наши обком и облисполком поддержали работников Великих Лук. Когда был поставлен вопрос в ЦК, на Политбюро, Киров вызвал меня и сказал: «Поезжайте в Москву вместе с Глушенковым и на заседании Политбюро как представитель обкома отстаивайте оставление Великолукского округа в составе нашей области».

В ожидании, когда будет рассматриваться наш вопрос, мы с Глушенковым в приемной ЦК увидели С. С. Лобова. Он поинтересовался у меня, с каким вопросом мы приехали. Ожидание затягивалось. Спустя некоторое время вижу, Лобов вновь выходит из комнаты заседаний (а члены ЦК имели право присутствовать на заседаниях Политбюро, за исключением вопросов «особой папки»). Подхожу к нему и спрашиваю — что слышно, когда наш вопрос будет обсуждаться, а он, смеясь, говорит мне: «Чудак ты, Росляков, Киров ведь знает, что вопрос уже раньше решен, и потому не поехал сам, а послал тебя». Так оно и было. Когда нас вызвали на заседание, то едва мы вошли в комнату Политбюро, как председатель (не помню кто именно) объявил: «Ну, вопрос о Великих Луках решен, и вы свободны». Лобов оказался прав.

* * *

Мне кажется, что трещинка в отношениях Сталина и Кирова появилась и, пожалуй, обнаружилась в конце 1932 года, с момента трагической гибели Надежды Сергеевны Аллилуевой. С матерью Надежды Сергеевны я работал в 1915–1918 годах в одном госпитале Петрограда, имел встречи с Анной и Надеждой. Версий о смерти Надежды Сергеевны было три. Официальная, но истине не соответствующая — умерла от острого аппендицита. Вторая — самоубийство. Третья — убил Сталин. Лично я в первые же часы после гибели Надежды Сергеевны от товарищей, близких к органам НКВД (Б. О. Лившиц, М. И. Лифшиц), слышал о второй. В обкоме тоже говорили — самоубийство. Киров тоже так считал. Первая версия — смерть от болезни — сложилась лишь под давлением обстоятельств, необходимости извещения населения. Н. С. Аллилуева, измученная деспотическим и коварным характером Сталина, ушла из жизни, находясь в состоянии раздраженности и обиды на вызывающее поведение Сталина 8 ноября 1932 года, когда она была с ним у Ворошиловых в гостях. Ушла из жизни, оставив ему двоих детей — Василия (11 лет) и Светлану (6 лет).

Об оставлении какой-либо предсмертной записки разговора не было. Сталин, узнав о случившемся, страшно растерялся. Главное не в том, что потерял жену, друга и мать его детей. Нет, главное в том, что Надежда своей смертью подрывала его престиж. Главное — отклики в стране и за рубежом. Это не моя интуиция, это не мой домысел, об этом прямо говорили люди, знавшие натуру Сталина, знавшие его отношение к жене. Это сквозило в словах Кирова. Прямо говорил об этом С. С. Лобов.

Сталин растерялся настолько, что поставил вопрос об отставке, но как поставил — лукаво: «Могу ли я оставаться на этом посту? Как отнесутся к этой семейной драме люди, товарищи?» Немедленно было обсуждено в Политбюро положение дела, и вновь — честные до наивности люди подумали-подумали и решили уговорить Сталина не уходить в отставку. И Кирову тоже пришлось уговаривать Сталина. Об этом он сообщил в узком кругу членов бюро, а у многих возникало сомнение: можно ли в действительности оставаться Сталину на столь высоком посту? Решено было сообщить, что Н. С. Аллилуева умерла от болезни.