— Ты просила это, — сказал он и протянул Лунд листок. — Удачи.
Он исчез прежде, чем она успела поблагодарить его.
— Что это? — спросил Рослинг.
— Список вещей Метты Хауге, которые хранились на складе. — Она внимательно читала документ. — Должно быть, он был знаком с Меттой, и что-то в ее вещах указывало на него. И он это забрал.
Рослинг посмотрел на часы. Она вынула из сумки блокнот:
— Вот адрес, куда переехала Метта. Это в Христиании. Несколько студентов снимали квартиру вскладчину. Если я смогу узнать, кто там жил двадцать лет назад…
Он не взял вырванный из блокнота лист, который она ему протягивала, и отвернулся к окну, чтобы не смотреть на нее.
— Прости, — проговорил он. — Я не могу…
Она ждала. Такой милый, такой слабый мужчина. Он даже сказать не смог.
— Ты очень быстро составил заключение, Бенгт.
— Это было нетрудно. И по большей части там все правда. Тебе нужна помощь, Сара. Я могу посоветовать хорошего специалиста.
— Ничего такого мне не нужно.
— Это именно то, что тебе сейчас нужно. Твое импульсивное поведение. То, как ты заботишься о посторонних людях и совершенно не считаешься с теми, кто тебя окружает. А твои вылазки в одиночку, без оружия и без единой мысли о последствиях…
— Достаточно, Бенгт! О ком ты сейчас говоришь? О женщине, которую любил, или о пациентке?
Он опустил глаза.
— Ладно, — сказала она и пристегнулась ремнем безопасности.
— Я позвоню тебе из Швеции, — сказал он.
— Если хочешь.
Она завела машину. Он вышел, и Лунд уехала в бледный день одна.
Они опять привезли мальчиков в Хумлебю. Там как раз работали почти все сотрудники фирмы Бирк-Ларсена — красили, штукатурили, и так круглые сутки.
Никто ничего не находил. Ни паспорта, ни чего-то иного.
Антон стоял на пороге несчастный, уставившись в пол. Подошел Вагн Скербек, присел рядом на корточки, сказал:
— С днем рождения, приятель!
Ни слова в ответ.
— Я должен был им рассказать, Антон. — Скербек глянул на Пернилле. — Я поступил правильно, вот и мама тебе скажет.
Но Пернилле уже думала об отделке и не слышала его слов.
Антон мотнул головой.
— Я приготовил тебе подарок, малыш. Но получишь ты его только вечером, договорились?
Он шутливо ткнул мальчика в плечо, но улыбки так и не дождался.
— Проклятье, — не выдержал Бирк-Ларсен. — Пора это прекратить.
Он взял Антона за руку и отвел в подвал, Пернилле шла за ними.
Везде свежая штукатурка и краска. Новые полы тоже почти закончены.
— Где он?
— Вот там, в том ящике, — сказал мальчик.
Бирк-Ларсен открыл металлическую дверцу. Там уже не было ни бойлера, ни труб… Ни паспорта.
Пернилле взлохматила светлые волосы сына.
— Может, тебе привиделось. Тут было темно.
Он посмотрел на отца и спросил:
— Можно мне идти наверх?
Бирк-Ларсен в черной куртке и черной шапке склонился к младшему сыну, придвинул к нему свое большое лицо:
— Антон, послушай меня. Я знаю, переезд — дело трудное. — Узкие глаза удерживали детский взгляд. — Но ты не должен придумывать такие истории. Ты понимаешь?
Стриженая голова опустилась, подборок уперся в грудь.
— Понимаешь? — повторил Бирк-Ларсен громче. — Мама очень расстраивается, и я тоже. Можешь говорить что хочешь, только не ври нам о Нанне, никогда…
— Хватит, Тайс, — остановила его Пернилле.
Антон едва не плакал. Она обняла его за плечи и повела вверх по лестнице.
Вагн Скербек остался. Когда они ушли, он спросил Тайса:
— Зачем ты так?..
— Что ты знаешь о детях?
— Я сам был ребенком когда-то. Ты нашел ему собаку?
— Как будто у меня есть на это время…
— Я знаю одного чувака, который мечтает избавиться от щенков. Может быть…
Бирк-Ларсен нахмурился.
— Не хочу навязываться, — быстро сказал Скербек. — Просто предложил… вдруг пригодится.
— Почему бойлер до сих пор не на месте?
— Нет проблем, — сказал Вагн Скербек. — Я быстро поставлю, Тайс.
Они ждали на ступенях ратуши, как стая стервятников, — репортеры, операторы, фотографы. Объективы нацелены, микрофоны на изготовку.
Хартманн и Вебер вошли в здание вместе, бок о бок. Позиция была согласована, и Хартманн старался придерживаться ее. Несмотря на все их разногласия, Бремер являлся уважаемой фигурой в копенгагенской политике. Его внезапная болезнь стала шоком для всех.
— Выборы, Хартманн! — громко крикнул кто-то, когда он приближался к входной двери.
Он обернулся, дождался, когда стихнет гомон:
— Сейчас время пожелать Поулю Бремеру скорейшего выздоровления, а не выискивать политическую выгоду.
— Как удачно все получилось для вас, Троэльс! — крикнул из толпы знакомый голос. Эрик Салин локтями прокладывал себе дорогу вперед, сияя лысиной. Из его рта свисала сигарета. Он размахивал диктофоном, словно это было оружие.
— Сердечный приступ ни для кого нельзя назвать удачей, — ответил Хартманн.
Объективы направились теперь на Салина.
— У Бремера есть доказательство того, что ваш штаб мешал следствию по делу об убийстве Нанны Бирк-Ларсен.
— И что это за доказательство? — спросил Хартманн, сунув руки в карманы и изобразив на лице интерес. — Мне никто ничего не предъявлял.
— Оно у Бремера.
— Я не могу обсуждать то, чего никогда не видел.