Будь спокоен, будь рассудителен, поучал его Мортен Вебер несколько минут назад.
— Но позвольте мне выразиться предельно четко: я никогда бы не потерпел таких поступков от сотрудников моего штаба. — Он отвернулся от Салина, нашел глазами телекамеру. — Это противоречит всему, во что я верю и за что ратую. — Рука поднята, палец вытянут вверх — чтобы подчеркнуть важность слов. — Если бы у меня имелись доказательства того, что нечто подобное имело место, я бы немедленно сообщил об этом общественности. И… — Скромная улыбка сменила торжественную строгость черт его лица. — И серьезно задумался бы о своем будущем в политике.
Он развернулся и продолжил свой путь по коридору, вошел в кабинет. Бросив пиджак на стул, он встал у окна.
— Неплохо сказано, — похвалил его Мортен Вебер. — Очень неплохо.
Майеры жили в Нёрребро, в отдельно стоящем доме, слегка запущенном. Во дворе по соседству с птичьей кормушкой висела баскетбольная корзина, у стены стояла елка, готовая к Рождеству, детские самокаты, коляска.
Лунд припарковала машину на улице и стояла на подъездной дорожке две долгие минуты, спрашивая себя, зачем она здесь, правильно ли это. Она старалась разузнать что-нибудь в больнице, но там всему персоналу было дано указание не отвечать на ее вопросы. Скорее всего, и Ханна Майер тоже получила подобный наказ.
В доме за стеклом двигались фигуры: светловолосая женщина качала на руках плачущего ребенка, более взрослая девочка заметила человека за окном и сказала что-то матери.
Лунд остановилась под навесом у гаража. За приоткрытой дверью виднелись игрушки и большой мотоцикл, в глубине — пульт диджея.
Через минуту из дома вышла Ханна Майер, оставив детей внутри. Она встала перед Лунд, скрестив руки на груди, с покрасневшими глазами и внезапно постаревшим лицом.
— Как он?
Идиотский вопрос, который необходимо задать.
Жена Майера вскинула плечи. Подступали слезы.
— Так же как после операции. Говорят, что если ему не станет лучше… — Долгий взгляд в серое небо. — Если не станет лучше в ближайшее время, то будут думать о переводе в реанимацию. И… я не знаю.
Лунд не плакала. За годы работы в полиции она много раз сталкивалась с подобными ситуациями. Рано или поздно осознание неизбежного приходит ко всем.
— Я не делала того, в чем меня обвиняют. Клянусь вам. Когда мы приехали туда…
Внезапно в Ханне проснулся гнев:
— Почему вы не оставили его в покое? Вы же говорили, что дело закрыто.
— Оказалось, что это не так. И Ян это тоже понимал. Оно до сих пор не закрыто, — добавила она после паузы.
— А мне какая разница? Завтра я пойду туда и буду смотреть, как он умирает. И что мне делать? Держать его за руку? Что-то говорить?
Лунд выслушала все и задала вопрос, ради которого приехала:
— Мне сказали, что он произнес что-то, похожее на имя Сара.
Ханна Майер закрыла глаза:
— Да. Ян назвал ваше имя. Не мое.
— Нет. Он никогда не звал меня Сарой. Ни разу. Только Лунд. Вы сами слышали. Он называл меня Сарой в разговорах с вами?
Обхватив себя за локти, с закрытыми глазами, Ханна Майер молчала.
— Он хотел сказать что-то другое. Наверняка что-то важное. Вы можете вспомнить, что именно слышали?
— Зачем вы пришли?
— Я хочу найти того человека, который стрелял в него. Человека, который убил Нанну Бирк-Ларсен и других женщин тоже. Мне нужна ваша помощь. Я хочу…
— Он произнес ваше имя. Сара. Это все. — Ее веки дрогнули и приоткрылись. — И еще какие-то цифры… Я не помню…
— Какие цифры?
— Я едва его слышала.
— Ну, хотя бы на что это было похоже?
— Восемь четыре.
— Восемьдесят четыре?
За ее спиной открылась дверь, на крыльцо вышли две девочки — заплаканные, растерянные.
— Он сказал что-нибудь еще, Ханна?
Она остановилась на полпути к дочкам:
— Нет. Больше ничего. Я даже не уверена, понимал ли он, что я рядом. Это все?
Она поцеловала младшую дочку, погладила по волосам старшую и повела их обратно в дом.
Лунд стояла под навесом возле елки и желтого мотоцикла. Она никогда не видела, чтобы Майер водил его.
В кармане ее куртки ожил телефон.
— Я позвонил в Швецию одному другу, — сказал Бенгт Рослинг. — По моей просьбе он добрался до базы данных по Дании. Он нашел человека, который жил в том доме в то же время, что и Метта Хауге. Его зовут Палудан. И он все еще там живет.
— Хорошо.
— На этом хорошее заканчивается. Мне звонил Магнус. Они разыскали его в Осло. И узнали, что заключение было поддельным. Бюлов объявил тебя в розыск. Машина взята в прокате на мое имя, так что у тебя есть время. По крайней мере, я надеюсь на это.
— Спасибо, — сказала она и посмотрела через лобовое стекло на улицу. Каково это — оказаться по ту сторону? Быть не охотником, а добычей?
Троэльс Хартманн и Мортен Вебер застали Леннарта Брикса просматривающим личные дела сотрудников.
— У меня сейчас нет времени на вас, — сказал Брикс, не поднимая головы от бумаг.
Хартманна это не остановило.
— За нами снова гоняется пресса, заставляя всех думать, будто мы что-то скрываем, — сказал он. — Я полагаю, информация исходит из полиции. Я хочу поговорить с Лунд.
Брикс взглянул на него:
— Вставайте в очередь.