– Жажда знаний и Эдвард Пауэлл – совместимы ли эти понятия? Боже милостивый, кто бы мог подумать! Причем энциклопедия – Британская, а все британское тебе, как известно, чуждо, ты ведь много выше всего британского. – Сказав это, она, представьте, принялась насвистывать (!) адскую безвкусицу из репертуара этих пошляков Гилберта и Салливана[32]
о «дураке, готовом славить день-деньской век любой и край любой, но лишь не свой»[33] или что-то в этом роде. Не затрудняю себя заучиванием подобной ерунды. А тетя считает ее действенным методом раздражать меня – и, сказать по чести, не сильно ошибается! Как все это глупо…Я не смог сдержать непроизвольного движения указательных пальцев к ушным раковинам – хорошо хоть не забыл заодно поскорее захлопнуть том энциклопедии.
– Ради бога, тетя Милдред, давайте избавим нас обоих от свиста, еще и фальшивого!
– А приятно, что мелодия тебе знакома, как и слова, на которые она положена, дорогой мой.
– Мне удалось ее распознать. Просто привык: вы всегда свистите одно и то же. Хотя, думаю, не совсем так, как сочинил композитор.
– Плевать на то, как он сочинил, Эдвард, дорогой. Полагаю, смысл арии тебе чужд в любом исполнении. Однако что ты там вынюхивал в энциклопедии?
Ответить ей честно было, как вы понимаете, невозможно, а хорошей предварительной заготовки для ответа у меня не имелось. Трудное, доложу вам, создалось положение. Хотя… Если тетке позволено изъясняться намеками из «Микадо», почему мне нельзя? Изобразив улыбку, призванную как следует вывести собеседницу из себя, я нежно промурлыкал:
Однако дьявол в тетином лице не спасовал и тут же подобрал у Гилберта (его либретто для нее – что Библия) подходящую ответную цитату:
– выпалила она, после чего я наконец ухитрился сунуть ученый том обратно на полку и сменить тему.
Я надеялся, что предыдущую мы на этом исчерпали, но, увы, оказалось, что рано тешил себя такой надеждой. Во время стандартного вечернего обмена пожеланиями «спокойной ночи» тетя снова коснулась злополучного предмета.
– Помнишь, я спрашивала, зачем ты копаешься в энциклопедии? Утром я не настаивала на ответе. Подозреваю, Эдвард, что ты бы с ним затруднился. Скажу только одно: больше я не допущу никаких… – Тут последовала краткая пауза, а за ней слова, произнесенные с выражением, которое иначе как язвительным назвать было нельзя: – …несчастных случаев. Если произойдет еще хоть один, мне придется принять меры. А меры, Эдвард, как ты, наверное, успел усвоить, я принимаю без предварительного предупреждения. Говорю в первый и в последний раз, Эдвард: больше никаких несчастных случаев.
Просто так на этом с ней распрощаться я, как вы понимаете, не мог.
– Вы собираетесь взять несколько уроков вождения? Слава богу, тетя!
– Не говори глупостей, Эдвард. – Тетя, кажется, рассердилась не на шутку. Вопрос о вождении всегда был для нее больным. Думаю, она сама в глубине души знает, что водит плохо. – Не говори и не делай их, Эдвард.
Я взглянул на нее в упор:
– Хорошо, тетя, не буду. Спокойной ночи… – В самом деле, чего-чего, а глупостей я совершать не собираюсь. Буду действовать только наверняка. Иллюзий у меня нет: если тетка заявила, что «примет меры», она их примет, и они будут весьма болезненными для меня. Вообще поражаюсь собственной смелости: как у меня хватает духу спокойно оставаться здесь после всего, что случилось? Нет никаких сомнений – если мои планы потерпят фиаско еще хоть один раз, мне ничего не останется, как только бежать. Вот только куда?! Если бы было куда!
Теперь, обдумывая тот неприятный разговор задним числом, я пришел к выводу, что упоминать о вождении едва ли было разумно. Скорее всего, тетя решила подвергнуть меня своего рода «допросу с пристрастием» – пока только с моральным пристрастием, но все же. Она наверняка использовала выражение «несчастные случаи» нарочно, чтобы посмотреть на мою реакцию. А я, простак, угодил в ловушку, сразу вспомнив о машине… Но ведь она сказала не «несчастный случай», а «несчастные случаи» – во множественном числе! Черт его знает. Во всяком случае, что делать дальше – совершенно ясно. Если тетя имеет глупость дать волю своей подозрительности, значит, ее подозрения нужно усыпить навеки. До сих пор мне мешало – просто связывало по рукам и ногам – глупое, сентиментальное стремление усыпить их без боли, но раз она пугает «мерами» – возмездие! Возмездие – вот единственное, чего она заслужила, и пусть это возмездие будет для нее мучительным. Если бы такая мысль пришла в голову ей самой, она наверняка припомнила бы из наследия своего любимого автора что-нибудь «томленое в кипящем масле». Так далеко я заходить не намерен. Но она первая сняла лайковые перчатки! Теперь игра пойдет без правил.
Глава 2