Впрочем, в тот момент мне было не до каламбуров. Сейчас мне предстояло иметь дело не с Клодией или Фульвией, которые, при всей своей загадочности и изворотливости были уязвимы просто потому, что были женщинами; и не с Цицероном или Целием, которых я хорошо знал и позволял себе поддразнивать, не заходя, впрочем, слишком далеко. Мне предстояло иметь дело с Помпеем.
Когда он был молод, поэты воспевали его красоту. Благодаря густым вьющимся волосам, широкому разлёту бровей и орлиному носу молодого полководца назвали новым Александром ещё прежде, чем он проявил себя на деле, подтвердив справедливость таких восхвалений. В молодости ему было свойственно безмятежное, чуточку мечтательное выражение, точно сознание того, что ему суждено стать великим, наполняло его уверенностью и при этом делало несколько отчуждённым. Единственным недостатком его лица была, пожалуй, некоторая излишняя округлость щёк и полнота губ. В зависимости от освещения это можно было принять либо за признак чувственности, либо за обычную приятную полноту, спутницу молодости и несокрушимого здоровья.
С годами в лице его добавилось округлости, орлиный нос сделался мясистым. Буйные локоны он остриг, как и подобает человеку зрелого возраста. Улыбка стала менее чувственной, более самодовольной. Словно с обретением величия и власти Помпей, решив, что теперь уже не так нуждается в привлекательной внешности, сбросил наряд располагающей к себе юности.
До сих пор я видел Помпея лишь издалека, произносящим речи в суде или на Марсовом поле; видел на Форуме, где он появлялся в сопровождении свиты военных и гражданских помощников, каждого из которых, в свою очередь, сопровождала его собственная свита из тех, кто искал милостей Великого через его приближённых. Но глаз издалека не разглядишь; а теперь Помпей стоял передо мной, глядя мне прямо в глаза, отчего мысли мои начали порядком мешаться. Неизвестно почему, я вдруг вспомнил его знаменитую фразу, сказанную им во времена юности, когда Сулла послал его на Сицилию, дабы Помпей изгнал оттуда его врагов, и жители вольного города Мессаны стали утверждать, что в силу древних соглашений, заключённых между ними и Римом, они не в юрисдикции последнего. Помпей сказал тогда: «Не надо читать нам законы. У нас есть мечи».
- Ты Гордиан Сыщик, а это твой приёмный сын Эко. – Помпей кивнул и улыбнулся, явно довольный, что помнит даже такие мелочи без подсказки раба. – Мы ведь раньше не встречались?
- Нет, Великий.
Последовало молчание, тягостное для меня, но не для Помпея, который неторопливо расхаживал взад-вперёд, всё ещё заложив руки за спину. Наконец он снова заговорил.
- Вижу, у тебя выдался хлопотный день.
- Хлопотный день?
- С утра к тебе заявляется Клодия и увозит тебя в своих носиках. Ты наносишь визит Фульвии; полагаю, что там не обошлось и без Семпронии. Едва ты успеваешь вернуться домой, за тобой заходит Цицеронов вольноотпущенник и уводит тебя и твоего сына в дом своего патрона, где ты ведёшь длительную застольную беседу с Цицероном и Целием. Милона там не было?
Я открыл было рот, чтобы ответить, но оказалось, что вопрос обращён не ко мне.
- Нет, Великий, - отозвался Детское Лицо, отрицательно качнув головой. – Милон с утра не покидал дома.
Помпей кивнул и снова устремил взгляд на меня.
- Но ты встречался с Милоном в доме Цицерона.
Фраза, хоть и лишённая вопросительных интонаций, всё же требовала если не ответа, то хотя бы признания факта.
- Да.
- И как ты его нашёл?
- Я не искал его.
- Я не об этом. Он всё такой же?
- Я не знаю, какой он обычно.
- Он всегда гордился своей силой; потому и взял себе имя Милон – как у легендарного силача, Милона Кротонского. Так как он сейчас выглядит?
- Я бы сказал, он держится.
- А настрой?
- Не могу судить. Мы с ним почти не разговаривали.
- Но ты человек наблюдательный и должен был что-то заметить – по его виду, по голосу.
- Он в ярости и в то же время растерян. Как будто у него почву выбили из-под ног. Но вряд ли ты нуждаешься во мне, чтобы узнать это.
- Верно, не нуждаюсь. – Улыбка Помпея была начисто лишена всякой иронии; он просто был доволен, что я не стал отнимать у него времени пустыми рассуждениями. – А что нужно было Клодии? – Заметив моё колебание, он нахмурился. – Только не говори, что это не моё дело. Моё. Всё, что происходит сейчас в Риме, моё дело. Так что же она хотела?
- Отвезти меня к Фульвии.
- А Фульвия чего хотела?
- Но уж конфиденциальная просьба вдовы, только недавно схоронившей мужа…
- Сыщик, не испытывай моего терпения.
- Один человек обратился к ней, - осторожно ответил я, подыскивая слова. – Предложил помощь. Она не знает, можно ли ему доверять.
- Но не толпятся же прямо сейчас соискатели у её дверей.
- Нет, это не жених, - ответил я, хотя, если верить словам Целия, Антоний был её любовником в своё время.
- Ладно, - отозвался Помпей с полным равнодушием, - не буду тебя расспрашивать: личные дела Фульвии меня пока не интересуют. Так ты берёшься за её поручение?
- Я не решил ещё.
- Возможно, я мог бы помочь тебе. Кто знает? У меня могут быть нужные тебе сведения.