Я подумал, что это маловероятно. Марк Антоний был человек Цезаря, а не Помпея.
- Ты предлагаешь мне помощь, Великий?
- Возможно. Я человек разумный. Если я дам тебе то, что тебе нужно, ты охотнее дашь мне то, что нужно мне.
- А что тебе нужно от меня, Великий?
- Об этом чуть позже. Так ты хочешь что-то узнать?
Решив, что вреда не будет, я спросил:
- Что ты можешь рассказать мне о Марке Антонии?
- Правой руке Цезаря? Знаю, что его отец получил от сената империй на то, чтобы очистить море от пиратов, и с треском провалил всё дело, так что сенат перепоручил это мне. Знаю, что отчим его впутался в заговор Катилины и был казнён вместе с остальными по требованию Цицерона. Знаю, что Антоний начал с того, что отправился по моим стопам на Восток и провоевал там несколько лет, прежде чем примкнул к Цезарю. Что ещё можно о нём сказать?
- Возможно, ничего.
- Клянусь Геркулесом, это что, он метит Фульвии в мужья? Не вижу, как это ему удастся. Он уже женат – на своей родственнице Антонии; а это не та женитьба, которую будет легко расторгнуть. В любом случае, Фульвии лучше держаться от него подальше. Клодий был вожаком отребья и хорошим вымогателем, но деньги в семью приносить не забывал – вон какой роскошный дом они купили. Антоний из другого теста: что добудет, спустит до нитки, а потом только что не себя самого закладывает, лишь бы получить в долг. Все, кто вокруг Цезаря, такие. Плохо они кончат. Надеюсь, прежде, чем разорят республику. – Он умолк и приподнял бровь, несколько удивлённый, что сказал больше, чем собирался.
- А Цицерон что сказал по поводу твоего визита к Фульвии? – спросил он прежним требовательным тоном.
- Он был заинтересован – как и ты, Великий.
- А он за всем эти не стоит? Нет? Я подумал, может, он решил сделать тебя своим шпионом. Это так похоже на него. Шпионская сеть, неподписанные письма, послания, закодированные каким-то шифром, придуманным для него Тироном; платные осведомители; один соглядатай следит за другим. Это у него от отсутствия военного таланта. Умей Цицерон воевать, он был бы совсем другим человеком. Больше дела, меньше разглагольствований. Так ты не шпион Цицерона, Сыщик? – И он снова пристально посмотрел мне в глаза.
- Нет, Великий.
- Возможно, ты шпионишь для него, сам не подозревая.
Такое предположение меня неприятно удивило.
- Думаю, за столько-то лет я узнал все его трюки.
- В самом деле? – Помпей поднял бровь. – Хотел бы я сказать о себе то же самое. А Целий? Он почему на стороне Милона? Ему какой интерес его защищать?
- Целий держит сторону Цицерона, а Цицерон держит сторону Милона.
- Выходит, Целий – человек Милона?
- Я вообще не уверен, что Целия можно назвать чьим-то человеком.
- Что верно, то верно. А сам Милон?
- Он в ярости…
- «И в то же время растерян; как будто у него почву выбили из-под ног». Это я уже слышал. Но сам ты что о нём думаешь?
- Трудно судить. Я и видел-то его в первый раз.
- Вы никогда раньше не встречались?
- Нет.
- Но Клодия ты знал.
- Я бы этого не сказал. Его сестра однажды наняла меня – это было несколько лет назад.
- Когда обвиняла Целия в убийстве. - Помпей кивнул. – Я выступил на суде в его защиту, если помнишь.
- Так получилось, что я пропустил твою защитительную речь, Великий.
- Речь была так себе. Да это и к лучшему. Особо стараться не стоило: всё равно любая речь померкла бы сравнении с той, что произнёс Цицерон в защиту Целия – или, может, правильнее будет сказать, против Клодии? Значит, Сыщик, ты никогда не был на стороне Клодия?
- Никогда не был; и я не на его стороне сейчас.
- Но ты и не за Милона?
- Нет.
Он поглядел на меня испытывающим взглядом, а затем обратился к молчавшему до сих пор Эко.
- А ты?
Мой сын прочистил горло.
- Я помогал отцу, когда он работал для Клодии, и был с ним у Цицерона сегодня. Но ни Клодия, ни Милона я никогда не видел.
- А сам ты на чьей стороне?
- Своего отца - и только.
- Преданный сын – самый верный сторонник. А как насчёт другого сына – того, что в Галлии? Неужели он не сделал свою родню цезарианцами?
- Мой сын Метон предан своему командиру, как и надлежит солдату. Не считая этого, наша семья никогда не была сторонниками Цезаря.
Помпей поглядел на меня с интересом.
- Скажи, Сыщик, как тебе удаётся вести свой корабль, ни за кем не следуя, и не быть выброшенным на скалы?
- Я думаю, Великий, что если бы решил последовать чужим курсом, то был бы выброшен на скалы давным-давно.
- Значит, ты всегда сам был своим кормчим? Ты знаешь о путеводных звёздах что-то такое, чего не знают другие? Или плывёшь наугад?
- Не более и не менее наугад, чем любой другой человек. Возможно, это звёзды направляют нас.
- А, мне знакомо это чувство. Ты веришь в свою судьбу.
- Разве что в очень незначительную.