Убийство на Аппиевой дороге (ЛП)

- Фауста, - подсказал Эко.

- Фауста Корнелия, да. Милон, что называется, удачно женился. Как это получилось, что дочь диктатора Суллы оказалась женой Гая Папия? Деньги и политика; политика и деньги. Такие люди женятся или выходят замуж только по расчёту, разве не так? Что ж, я слышала, что замужество не мешает ей по-прежнему брать любовников напропалую. Говорят, она стала ещё большей потаскухой, чем была при своём первом муже. Ну, так эта Фауста даже не давала себе труда притворяться, будто ей есть до нас дело. Пока её муженёк угощал всех вином и заводил дружескую беседу, она оставалась в повозке. Сидела, прямая, как столб, и смотрела только перед собой – можно подумать, упади её взгляд случайно на меня, и у неё живот разболится! Что она сюда не заходила – это, положим, нормально: знатной даме не пристало входить в харчевню. Фульвия, жена Клодия, тоже всегда оставалась снаружи. Но она хотя бы спускалась с повозки. Можно было видеть, как она сидит на траве под деревьями, играет со своими детьми – в общем, ведёт себя как приличная женщина. Не как эта Фауста, воображавшая, что она слишком хороша, чтобы удостаивать взглядом таких, как я. Но однажды…

Женщина прекратила тереть прилавок и вся затряслась от смеха.

- Природа закомандует – не поспоришь, верно? – сквозь смех с трудом выговорила она. – Однажды – о, ей тогда, наверно, и правда сильно приспичило, раз уж она соизволила прислать сюда рабыню узнать, где у нас уборная. Я велела служанке проводить их – это за конюшней, возле ручья. И что вы думаете? Служанка потом рассказала мне, что наша уборная показалась Фаусте недостаточно чистой. В общем, с чем пришла, с тем и ушла. Можете мне поверить, Милон тогда в два счёта закруглился со своими разговорами, и они убрались восвояси. Думаю, ей пришлось держаться до самого Ланувиума. Но даже на Аппиевой дороге бывают ухабы. Не удивлюсь, если с ней в повозке случилась неприятность. Вы не представляете, какое у Милона сделалось лицо…

Она снова зашлась смехом и не могла остановиться, пока по щекам у неё не потекли слёзы.

- Да что же это я, - сказала она, отсмеявшись и вытирая слёзы тыльной стороной ладони. – Кролики, наверно, уже готовы.

С этими словами женщина вышла через заднюю дверь.

- Похоже, и Клодий, и Милон оба были достаточно известны в этих местах, - сказал Эко.

- И не оставляли людей равнодушными. Ещё бы: местный, сумевший выбиться в люди; и знатный римлянин, обаятельный и щедрый. Такими обычно восхищаются, их уважают…

- Им завидуют, их ненавидят…

- Само собой. Ведь и тот, и другой - политики и не страдают излишней скромностью. Клодий был мастак располагать к себе людей; он умел находить с ними общий язык. А вот Милон, даром что в силу происхождения он должен быть для местных своим, оставался для них чужаком.

- Ну, это хозяйка так говорит. А она явно предубеждена. И потом, все эти разговоры, что Клодий вырубил священную рощу, выселил весталок…

Снова отворилась задняя дверь, и вошла хозяйка с дымящимся блюдом в руках. Следом вошёл верзила с миской, от которой тоже поднимался вкусно пахнущий пар. Появление верзилы заставило меня насторожиться, но тут я разглядел его лицо.

- Давус, почему ты здесь? Ты же должен стеречь лошадей. Не хватало ещё, чтобы их украли, пока мы здесь закусываем. Мне совсем не улыбается топать на своих двоих двенадцать миль до Рима.

- Не беспокойтесь, за вашими лошадьми присматривает мой сын, - сказала хозяйка. – Вы найдёте их в целости и сохранности там же, где оставили, ручаюсь вам. Пусть ваш раб посидит тут, а то небо затянуло тучами, солнца нет, и он, наверно, совсем замёрз. Надо же ему немного согреться. – Она одарила Давуса долгим взглядом. Меня, увы, женщины удостаивали подобными взглядами не часто. Надо же, только потому, что Давусу девятнадцать лет, у него густые чёрные волосы, плечи атлета и профиль греческой статуи…

- Она привела его сюда, чтобы полюбоваться им, - шепнул мне Эко.

- Ну да. Она же ценительница мужской красоты. Иначе почему она обожала Клодия и на дух не выносит Милона.

Женщина поставила перед нами блюдо с жареным кроликом и миску, затем достала ножи и тарелки и снова наполнила наши кружки.

Вообще-то я не очень люблю крольчатину – она слишком жирная, и костей много; но зажарен он был отменно, да и я был слишком голоден, чтобы привередничать. В миске оказалась репа в соусе. Отведав её, я нашёл соус превосходным, о чём не замедлил сообщить хозяйке.

- О, это совсем просто, - отвечала она. – Несколько зёрнышек тмина, зубчик-другой чеснока, ложка мёду, немного уксуса и оливкового масла. Моя мама всегда говорила, что репа требует острой приправы.

- Соус просто замечательный, - похвалил я, ничуть не кривя душой; а затем, сочтя, что настало время вернуть беседу в нужное русло, спросил. – Ты и раньше здесь готовила?

- Да, я иногда приходила помогать; особенно после того, как сестра родила.

- Но в тот день тебя здесь не было?

- Нет, я же сказала. Здесь были только моя сестра – она прибиралась наверху – и Марк.

- А днём раньше Клодий случайно не проезжал через Бовиллы?