Убийство на черной лестнице

Геннадий почувствовал, что проголодался, — вышел на кухню. Буркнул приветствие хлопотавшей у плиты соседке. Сейчас она ему показалась особенно отвратительной, будто это она была во всем виновата. Виновата, что вместо жены он почти каждый вечер должен лицезреть ее физиономию, слышать ее голос.

— Добрый вечер, — отозвалась Рената. — Жена на работе, самому приходится обеды подогревать? — пропела она.

Геннадию не хотелось поддерживать разговор. Он молча достал из холодильника кастрюлю с супом и поставил на огонь.

Рената была чуть-чуть похожа на его Тамару. Такие же черные глаза, волосы, фигура, только ростом ниже. То же, да не то: то, что в Тамаре он любил, в Ренате — ненавидел. Наверное, за это «чуть-чуть», за то, что посмела быть неуловимо похожей, и ненавидел.

— К Рустамчику опять математичка придирается, — пожаловалась Рената Геннадию, не замечая его настроения. — Снова ему двойку поставила.

Как Геннадия мутило от ее вечных жалоб на учителей, что те обижают ее ненаглядного сыночка. Он старался не слушать, что ему говорит соседка. Прихватив ветчину и хлеб, Геннадий ушел к себе.

«Уступит она, как же! — опять вспомнил он разговор с бухгалтершей. — Костьми ляжет, а выкормышу своему отдельную комнату сохранит. Даже если им бабкин кооператив достанется, и они с Тамарой выкупят у нее одну комнату, это что же получается — всю жизнь с ней в одной квартире жить?»

Что бы такое придумать?.. Жернова в голове Геннадия заворочались быстрее. Что придумать?..

«Пожалуй, ее убить легче, чем договориться», — вдруг с усмешкой подумал Геннадий.

Убить легче…

Эта промелькнувшая мысль, которой сначала Геннадий не придал никакого значения, высветилась в нем своей истинной сущностью, ужаснула. И он отогнал ее. Но чем больше он об этом думал, тем привычнее она становилась, и больше не пугала его.

Ведь в случае ее смерти… Комнаты не приватизированы… Они с Тамарой очередники и вообще имеют преимущества на освободившуюся площадь… А если Тамара будет ждать ребенка (или хотя бы достать справку)… То это значит… Значит, им достанется вся квартира!

Убить…

Жернова вымололи свою идею.

Нужно только найти исполнителя.

Вот эта мысль и не давала Геннадию покоя уже несколько месяцев. 

II

Под вечер мороз усилился.

«Ах, жмет! — с полувосторгом-полудосадой подумал о морозе Геннадий. — Градусов двадцать, наверное».

Хотелось скорее в тепло, в уют. Но идти домой желания не было. Тамара всё еще на работе, а общаться с Ренатой и видеть балбеса Рустамчика — увольте… Пивка попить, что ли?

Геннадий свернул в пивной бар. Он взял бутылку чешского и сел за столик, за которым какой-то тип терзал тарань. Геннадий покосился на тарань: тоже бы неплохо… Наверное, с собой принес, здесь не продают.

Геннадий плеснул в стакан красивого цвета пенящуюся жидкость, жадно сделал несколько глотков и только потом взглянул на соседа по столику. Тот был увлечен обдиранием рыбьего мяса от шкурки и, казалось, ничего вокруг не замечал. Вдруг Геннадию показалось что-то знакомое в этих терзающих тарань, будто хищный зверь свою жертву, движениях мощных челюстей. Он стал вглядываться в соседа пристальней, и чем больше вглядывался, тем больше понимал, что этот тип со звериными повадками ему хорошо знаком. И — не обрадовался этому узнаванию. Напротив, хотелось быстрей подняться и уйти, пока тот его тоже не узнал. Но сделать этого Геннадий не успел. Тип оторвал, наконец, от тарани кусок, стал мощно жевать, отхлебнув пива и тупо уставясь в лицо Геннадия. Геннадий быстро опустил голову, но было поздно.

— Генка! — тип вдруг сильно хлопнул его по плечу так, что из стакана, который он держал в руке, выплеснулось на стол пиво. — Здорово, корешок!

«Дьявол тебе корешок», — с досадой подумал Геннадий, но сделал вид, будто только что узнал соседа по столику и, в свою очередь, удивленно воскликнул:

— Толян! Вот так встреча! Сколько зим, сколько лет!

Толян был дружком детства и юности Генки еще по старому двору, где он когда-то жил с родителями. Толян с детства был претендент в головорезы. Еще в школе он едва не угодил в колонию, а когда Гена учился в институте, о нем и вовсе гремела дурная слава. Матери прятали от него своих детей, подраставших дочерей и молили Бога, чтобы их неуравновешенных отпрысков не потянуло в его компанию. А потом была «мокруха», и Толян «загремел». «Туда ему и дорога!» — вздохнули с облегчением родители.

Потом Генка уехал из того двора, и о Толяне ничего не слыхал. И, конечно, забыл о нем. И вдруг — вот он, голубчик, сидит напротив него, тарань терзает, пивком запивает.

— Как жизнь, корешок? — развязно и громко спросил Толян, придвинувшись поближе к старому знакомому.

Геннадия от этого тона, а больше от вида его зловещей физиономии передернуло, но он сдержался и натужно улыбнулся.

— Нормально. А ты как?

— Я? — переспросил Толян и важно ответил: — Ну, я-то — всё путем. Я, корешок, такого в жизни насмотрелся… Уже три ходки сделал.

Геннадий вспомнил, что «ходкой» на уголовном жаргоне называют пребывание в зоне.