Убийство на дуэли

– Ничего, – я пожала плечами. – Даже предположить не могу, о каком наследстве говорил Федор Степанович. Над этим надо подумать.

– Хорошо, – кивнула подруга.

– А у Сони ты спрашивала об этом?

– Нет, – Шурочка отрицательно покачала белокурой головой. – Но по ее виду нетрудно было догадаться, что она так же, как и я, не представляет, о чем твердит ее отец.

После этого я клятвенно пообещала подруге подумать обо всей полученной информации, хотя вовсе не была уверена, что мой измученный бесконечными загадками мозг способен разобраться в этой очередной головоломке.

Разговор был окончен, и мы немедленно поспешили из комнаты, чтобы разыскать хоть кого-то из домашних. Первым, кто нам встретился по пути, оказался Алексей Долинский. Он шел по коридору быстрыми стремительными шагами. Увидев нас, он остановился.

– Мы можем чем-то помочь? – задала я ему вопрос.

– О, конечно, – кивнул молодой человек. – Побудьте, пожалуйста, с Соней, ей совсем плохо, – он показал глазами на закрытую дверь сониной спальни, а затем так же быстро продолжил свой путь.

Я вместе с Шурочкой прошла в указанную залу и увидела там Соню, на которую везде поспевающая Феклуша уже натягивала невесть откуда взятое черное платье и черный чепец.

При нашем появлении кормилица недовольно хмыкнула и пробормотала что-то себе под нос. Мне такое поведение очень не понравилось. Но делать было нечего, в конце концов, она была чужой служанкой, и приказывать что-либо ей я попросту не имела никакого права.

Софья Федоровна тем временем сидела, молча уставившись в тусклое большое зеркало трюмо, и лишь только изредка вздрагивала под неосторожными прикосновениями Феклуши. Ни одной слезинки не было видно на ее красивых глазах. Девушка перенесла слишком большое для ее достаточно юного возраста потрясение.

Обычно в такое состояние души впадают люди, когда их постигает настолько сильное горе, что они даже не могут вылить его наружу, а держат в себе. Я пережила приблизительно то же самое, когда узнала о смерти моего горячо любимого мужа, поэтому я понимала Соню, как никто другой.

Здесь, уважаемый читатель, тетушка моя, по всей видимости, несколько отвлеклась от общего своего повествования. Однако ее суждения вполне верны и не лишены логической основы. Знаете, иногда я думаю, что в наше время моей родственнице цены бы не было, будь она каким-нибудь психотерапевтом или, на худой конец, философом. Однако никто не может выбирать, в какое время ему родиться.

Простите, но похоже, записи тети так подействовали на меня, что я тоже начал философствовать. Так вернемся же к нашему роману.

Через несколько минут Софья Федоровна внезапно очнулась от своего забытья и с удивлением взглянула на нас.

– Что Алексей, поехал ли к гробовщику? – задала она вопрос совершенно безжизненным голосом.

– Поехал, – поспешила успокоить я девушку, хотя не знала на самом деле, куда отправился Долинский-младший.

– Вот и славно, – кивнула Соня. – Феклуша, пойди в деревню, баб позови.

– Так Гаврила уже ушел, деточка моя, – откликнулась кормилица.

– Славно, славно, – продолжала твердить Соня, как будто сама не понимая, о чем говорит.

Феклуша тем временем закончила облачать в траурный туалет свою барышню, и Соня отослала ее.

– Как же произошло такое? – ни к кому не обращаясь, спрашивала девушка. – Ведь папина лошадка всегда была такой спокойной. Как же сбросила она его?

– Ее испугали, что-то или кто-то, – проговорила Сашенька.

– А вы разве не видели? – не глядя на нас, спросила Соня.

– Нет, – покачала головой моя подруга. – Мы совершенно ничего не видели. Мы даже не поняли, что произошло.

Наступило тягостное молчание, которое, к великому счастью, было прервано стуком в дверь. Так как Соня не пожелала ответить на стук, то пришедшего пришлось позвать мне. Это оказался Гаврила, он доложил, что деревенские бабы уже пришли обмывать покойника, а поп завтра же прибудет на последнее отпевание погибшего барина.

Хотя сейчас мне и стыдно писать об этом, но долгое пребывание в сониной комнате навеяло на меня такую тоску и скуку, что вскоре я удалилась, оставив Софью Федоровну на попечение Шурочки.

Вскоре вернулся Алексей вместе с гробовщиком. К вечеру покойника уже поместили в дубовый гроб и водрузили его на стол в гостевой. В доме было тихо и печально, лишь изредка с кухни доносилось недовольное ворчание Феклуши или мрачный бас Гаврилы. Но на это никто не обращал внимания.

Софья Федоровна до самых сумерек сидела подле гроба отца. Шурочка все это время держала ее за руку, боясь хоть на мгновение оставить девушку одну.

Я уже раньше, кажется, упоминала, что испытываю сильную неприязнь к подобным моментам в жизни, хотя по существу, они неизбежны. Тем не менее, в такие времена я старалась как можно надежнее оградить себя, чтобы не поддаваться тоскливому чувству скорби.

Не в силах больше выносить траурных лиц, я вышла на веранду, чтобы хоть немного отвлечься, и принялась вспоминать все предшествующие смерти Долинского-старшего события.

Теперь позвольте мне, уважаемые читатели, перейти к следующей главе моего романа.

Глава восьмая