– Он, но теперь вряд ли его можно считать убийцей, ведь дуэль происходила по всем правилам, – откликнулась я. – К тому же Волевский сам напросился на этот поединок. Бушков, поверь мне, Сашенька, настоящий мужчина. Он человек чести, и, естественно, не мог позволить, чтобы оскорбление его невесты прошло безнаказанно.
– Я надеюсь, что мы не будем об этом докладывать полиции, – с надеждой обратилась ко мне подруга.
– Нет, конечно, нет, – мягко проговорила я. – Кого и нужно теперь отдавать под арест, так это Алексея Долинского.
Однако сначала нужно доказать его причастность к ранению Бушкова и убийству своего дяди.
– Совершенно немыслимая история, – вздохнула Сашенька. – Все это так запутано. Единственный способ разобраться в этом – ехать в Воскресенское.
– Именно это я хочу сделать. Но прежде нужно дождаться выздоровления Артемия Валерьевича.
– Зачем? – удивилась Сашенька.
– А затем, что он является главным свидетелем, – принялась объяснять я.
Не буду приводить те фразы и выражения, которыми я описывала Шурочке все нюансы этого сложного и, как верно заметила моя подруга, запутанного дела. Но сразу сообщу, что Сашенька без всяких возражений приняла мой план. Мало того, она безумно заинтересовалась поимкой настоящего преступника.
Хочу заметить читателю, что, как известно, Сашенька была довольно умной и сообразительной девушкой. Однако в то время она воспринимала все события, происходившие с нами, как некое приключение, опасное, но в то же время безумно интересное.
Мне же было все равно, как Шурочка ко всему относится, лишь бы она ненароком невольным вмешательством не спутала мне мои планы. Я и решила положиться на старую пословицу, которая гласит: «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Шурочка знала о мои расследованиях, и это знание уже занимало ее, а следовательно, ничего более ей и не нужно было, чтобы хоть чем-то развлечь себя в глубинке.
Так прошло еще два дня абсолютно бездеятельного пребывания нашего в Бухатовке. Но это для нас дни проходили совершенно безрезультатно, что ни в коей мере не относилось к молодому князю Бушкову. Он медленно, но верно шел на поправку.
Вечером второго дня мы Сашенькой сидели в гостевой. Подруга от скуки музицировала, я же тихо думала о чем-то своем. Как раз в этот благодушный момент появилась Мария Лопольдовна, возвращавшаяся из спальни внука. Позвав меня к себе, она сообщила, что Артемий Валерьевич желает поговорить со мною.
Однако меня несколько насторожило выражение лица княгини.
– Мария Леопольдовна, что-то случилось? – обратилась я к ней.
– Случилось? – как будто удивилась старуха. – Ничего не случилось. Ну же, Катенька, ступайте к Темочке.
Я развернулась и, ни слова больше не сказав, молча начала подниматься на второй этаж.
– Постойте, – окликнула меня княгиня.
Я повернулась и возвратилась к ней.
– Я все знаю, – проговорила она и, заметив, что я хочу что-то сказать, жестом остановила меня и продолжила: – Темочка поведал мне обо всем. Единственное, о чем я хотела вас попросить, когда поедете в Воскресенское, – постарайтесь не подвергать внука риску для его здоровья.
Я посмотрела прямо в глаза старой женщины. В тот момент на лице ее не было той лживости или лицемерия, которое я привыкла в ней видеть. Теперь ее глаза выражали огромную, искреннюю любовь к единственному внуку.
– Хорошо, Мария Леопольдовна, я обещаю сделать то, что вы просите, – проговорила я.
– Ну, ступайте, ступайте, – княгиня легонько подтолкнула меня к лестнице.
Артемий Валерьевич сидел у окна. В тех пор как князь пришел в себя, он заметно поправился. Если бы не мертвенная бледность на лице, то можно бы было сказать, что он вполне здоровый молодой человек. При звуке открывающейся двери Бушков оглянулся.
– Катерина Алексеевна, – он хотел подняться, схватился рукой за грудь, лицо его при этом скривилось от боли.
Однако, по всей видимости, Артемий Валерьевич никак не хотел показывать своего недомогания, поэтому тут же улыбнулся и пригласил меня сесть в кресло. Я сделала вид, что ничего не заметила, и уселась на указанное место.
– Мария Леопольдовна сказала, что вы хотели меня видеть, – обратилась я к князю.
– Да, – кивнул Бушков. – Я готов ехать в Воскресенское, – выпалил он.
– Вы уверены в том, что сможете выдержать долгую дорогу? – засомневалась я, вспомнив искаженное недавно судорогой боли лицо собеседника.
– Готов, – твердо проговорил он. – Завтра же мы выезжаем.
Я уже попросил бабушку, чтобы она приказала заложить карету.
– В том нет необходимости, – тут же поспешила я вмешаться. – Мы поедем в моей карете, и с моим кучером.
После недолгих пререканий Бушков все-таки уступил моему желанию отправляться в путь вместе со Степаном. Попрощавшись с Артемием Валерьевичем, я спустилась вниз и сообщила Сашеньке о нашем отъезде, чем несказанно ее обрадовала.