Убийство на голубой яхте

— Кто-то копался в моих вещах. Это они! Выследили меня и забрались в номер. Но как? Я помню, что запирал дверь на ключ. Я опустился на кровать. — Что означает эта медаль?

— Кто его знает… — Мэри взяла ее из моей руки и стала внимательно осматривать со всех сторон, — Ее могли подбросить умышленно… как… как предостережение… или… видишь, колечко сломано. Я думаю, что она висела у кого-то на шее на цепочке и могла оборваться и упасть в чемодан. Тот, кто обыскивал твой чемодан… но что в нем искали? Ты не мог бы прочитать эту надпись? Я не разберу, буквы слишком мелкие.

Я пытался обстоятельно припомнить, где находился мой чемодан во время поездки. Сначала я зарегистрировался в отеле и сам отнес чемодан в номер. А портье принес стереооборудование и сразу же вышел. Я поставил чемодан на стол и когда в четверть двенадцатого ночи забирал его, он стоял на том же самом месте, где я его оставил. Выписавшись из отеля, я уложил чемодан в багажник, закрыл его на ключ и отправился в дорогу. В пути останавливался только один раз, заправиться бензином…

Мэри потирала медаль скобку.

— Посмотри, здесь что-то изображено, кажется, парусник.

— Парусник?

— Да… а также… погоди, я принесу жидкость для чистки металла. А есть ли у нас увеличительное стекло? Посмотри в моем ночном столике, хорошо? По-моему, когда я покупала пинцет для бровей, мне добавили и такое стекло.

Она быстро выбежала из комнаты.

Я последовал за ней на кухню. Мэри наполнила раковину водой и принялась очищать медаль, которая была изрядно потускневшей и не хотела блестеть. Наконец Мэри положила ее на кусок бумаги, и я, глядя сквозь увеличительное стекло, разглядел изображение яхты и надпись «Приз юниоров, 1931».

Затаив дыхание, мы перевернули медальку на другую сторону. Там было выбито слово «присуждена»… и больше ничего. Видимо, чемпион не счел нужным выгравировать свое имя. Какая досада!

— Вот это удача! — воскликнула Мэри. — Ну и дураки же эти убийцы!

— У… убийцы?

— Ну разумеется, дорогой. Это, наверняка, дело их рук. Ты еще не понял, как все произошло? Кто-то… один из них… проникает в твой номер. Открывает чемодан. Черт его знает зачем, но это и не важно. Затем его что-то спугнуло. В этот момент кольцо ломается, и медаль падает в чемодан. О, Джек! — Она бросилась мне на шею, — это наша первая настоящая улика… Скажи мне, кто был чемпионом регаты 1931 года?

— Понятия не имею. Разве это важно?

— Конечно.

— Существует столько различных регат…

— Все равно, но на этот раз я кажется знаю о ком идет речь. На щеках Мэри горел румянец, глаза сияли, как звезды.

Мы снова выходили в открытое море.

14

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как на нашем горизонте впервые появился чернобровый мистер Маннеринг. И вот нам снова пришлось заняться его особой.

— У него множество наград, Джек. Помнишь, как он ими хвастался? Носить медаль на шее — такое ребячество в его стиле. А «Голубой месяц» вполне мог быть оснащен мотором, не так ли? Проклятый маляр не позволил мне подойти ближе к яхте. Но раз Маннеринг решил перекрасить судно в черный цвет, то он также мог убрать с яхты мотор.

Лейтенанту мы не сказали о медали ни слова. Были уверены, что он как всегда все испортит. И, кроме того, это наше дело и мы сами намеревались его закончить. Теперь мы не сомневались, что находимся на верном пути.

Я вернулся к работе над «Метопи», а Мэри отправилась в город. Она показала медаль всем своим новым знакомым, но никто ничего о ней не знал, даже ловец устриц. Да, здесь ежегодно проводят регаты юниоров, но никто не мог припомнить чемпиона 1931 года. Ловец устриц утверждал, что лучшими молодыми яхтсменами тех лет считались Гай Маннеринг, Арчи Макливер и Честер Тайкс.

Арчи Макливер, как тут же выяснила Мэри, умер несколько лет назад.

— Итак, остаются только двое, — подвела она итог добытым сведениям.

— Ты заходила в яхтклуб? — спросил я. Мне не хотелось, чтобы Мэри снова встречалась с Маннерингом.

— Разве ты забыл, что Маннеринг его председатель? — вздохнула она.

— Тогда загляни в газетные архивы, там обязательно должно что-то быть.

Она скептично улыбнулась, но все-таки поехала в Балтимор и просмотрела газеты тех лет. Безрезультатно.

— Разреши мне поговорить с Маннерингом, — настаивала Мэри, — я уверена, если чемпионом был он, то он наверняка помнит, кто им стал.

Мне пришлось уступить. Сам я переделывал и сокращал свое любимое детище. Пятнадцать минут! Это была настоящая пытка! Ежедневная, ежечасная пытка!

Однако теперь, когда мы были готовы к решительным действиям, Маннеринг вел себя так, словно чего-то боялся.

Всегда такой привязанный к своей ферме, он вообще перестал на ней появляться. В первой половине марта записи в дневнике Мэри свидетельствовали о нулевом результате. Когда она поехала туда в первый раз, Маннеринг был на аукционе домашнего скота. В другой раз Сэм сказал ей, что хозяин уехал в Балтимор. А может в Нью-Йорк. Мисс Эмилии также не было дома. — Ее нигде нет, Джек. Ты понимаешь? Кроме того Маннеринг исключил свой особняк из числа исторических достопримечательностей и закрыл для туристов.