— Через три недели? Ну ты и хватила! — Альфандери покачал головой. Михаэль взглянул на него. — Можно было бы проверить все мусорные ящики в университете и городскую свалку, но шансов нет, — продолжал Альфандери, — мы искали повсюду — у него дома, в кладовке, в университете, где только не искали. Ничего нет.
— Может, они действовали совместно? — Белилати снова засмеялся. — Может, у Додая был конфликт с ними обоими?
— Ладно, хватит спекуляций, — сурово обрезал Леви, — после возвращения Охайона мы, может, будем знать больше. Есть много нераскрытых вопросов. Мы еще не знаем, кто убил Тироша, этого нам начальник следственной группы не объяснил. Но каждый работает в своем ритме.
— Надо еще расспросить работников Синематеки, проверить его алиби, этого Тувье Шая, — сказал Эли Бехер, — я снова хочу поговорить с киномехаником. Авось получу у него информацию. Этот киномеханик всю неделю на военных сборах, я не застал его. Я вообще не знаком с типами, которые ходят в Синематеку. Да еще в пятницу после обеда.
— Сильно культурные туда ходят, это место для левых, — пробормотал Арье Леви.
— Ладно, нельзя же дать объявление в газете, что мы хотим поговорить с теми, кто там был. — Циля поощрительно взглянула на Эли.
Михаэль с сомнением произнес:
— Из слов Клейна следует, что стихи как-то связаны с этим делом.
— Стихи! — Арье Леви привстал. — Может, ты действительно поедешь немного проветриться? — обратился он к Михаэлю. — Что за стихи?
Никто не ответил, но на лице Белилати обозначилось редкое для него выражение задумчивости и сосредоточенности.
Когда Михаэль зашел в свой кабинет после заседания, там уже сидел Эли Бехер. Он протянул Михаэлю толстый конверт и папку из зеленого пластика:
— Рейс — в восемь утра, и еще десять часов разницы во времени в твою пользу. Ты прибываешь утром и экономишь целый день. Вот билет. Твой паспорт в порядке, и в аэропорту тебя будет ждать Шац. Не забудь паспорт, — он вынул бумаги из коричневого конверта, — здесь и деньги, и мне велели тебе напомнить, чтобы ты брал квитанции на все расходы, и не забудь сделать подтверждение обратного рейса, точно через неделю. Чего ты смеешься?
— Может, из-за жары и усталости. Ты со мной разговариваешь, как мама-квочка. Ты быстро стал похож на свою жену.
Эли смущенно запротестовал:
— Я был два года в Нью-Йорке, а ты там вообще ни разу не был. И поверь, я испытал шок, приземлившись в аэропорту Кеннеди. Но я не хотел…
— Нет, это даже симпатично, — успокоил его Михаэль, — но я еще, как видно, не до конца усвоил, что завтра вылетаю, и Юваль как раз на этой экскурсии. Если сможешь — он завтра возвращается, так если тебе не трудно, скажи ему о моей командировке, а я позвоню оттуда.
— Нет проблем, я о нем позабочусь. Еще что-нибудь?
— Не оставляй в покое людей, пока меня не будет, не отставай от Клейна. Скрупулезно веди заседания группы, и пусть Циля ежедневно ведет дневник расследования, чтобы я мог все это увидеть по возвращении. Если что — звони. Пусть Циля позаботится о том, чтобы Рахель из секретарской факультета подписала протокол допроса. И все-таки порасспроси Клейна, не заказывал ли он газовые баллоны, может, он что-то об этом знает. Надо его немного потормошить.
— Нет проблем. — Эли с тщательностью отличника, так знакомой Михаэлю, записал все сказанное детским почерком, который всегда умилял Михаэля.
— Тебе надо поспать чуток перед полетом. Уже десять, а в шесть ты должен быть в аэропорту, у тебя не много времени осталось. А если ты будешь ждать ответа насчет подписи на почте, ты поспать не успеешь, — заметил Эли смущенно и заморгал.
Михаэль не спал в эту ночь. Графолог объяснил ему, почему возможно, что неясная подпись принадлежит Тирошу. Говоря о начертании букв, на котором он основывал свой вывод, он добавил:
— Не думаю, что это Клейн расписался. Почерк подделать нельзя, да к тому же он левша, у него очень характерный почерк. Пока я не могу поклясться на суде, но вполне вероятно, что это подпись Тироша.
Эли Бехер довез Михаэля домой и, несмотря на его протесты, твердо заявил, что отвезет его завтра утром в аэропорт.
В два часа ночи, собрав чемоданы, Михаэль понял, что заснуть не сможет. И выложил на кухонный стол копии протоколов заседаний кафедры литературы за последний год.
В пять тридцать утра Эли Бехер нашел Михаэля уже побритым и готовым. Глаза у него были красные. После чтения протоколов он стал представлять себе характер отношений между работниками кафедры. Вникая в них, чего раньше не делал, он задумчиво подводил итоги для Бехера по дороге в аэропорт. Бехер слушал молча.