Убийство на кафедре литературы

У Тувье не было никаких претензий по поводу очередного вызова на допрос, словно это уже стало для него привычным.

Михаэль указал на кассету. Тувье посмотрел на нее и ничего не сказал. Выражение его лица нисколько не изменилось. Однако, когда раздался хриплый голос с кассеты, подследственный содрогнулся, хотя тут же его лицо приняло прежнее, безучастное выражение.

— Вам это знакомо, — констатировал следователь.

Тувье пожал плечами:

— Я знаю все стихи Тироша. Слово в слово.

— Я имел в виду не это. — Михаэль ждал.

Сидевший напротив не нарушил молчания.

— Я имел в виду голос: он вам знаком, вы уже это слышали.

Тувье не отвечал.

— Дело в том, что на кассете обнаружены ваши отпечатки пальцев.

Брови Тувье приподнялись, однако он не вымолвил ни слова.

— Итак, вы не отрицаете, что касались этой кассеты?

— Вы поняли неправильно. Откуда я знаю, касался или нет? Кто я против ваших отпечатков?

— Ваша жена утверждает, что видела эту кассету в вашей папке в четверг утром. — Михаэль будто не слышал его протеста.

Тувье пожал плечами.

— Кроме того, она сказала, что вы встречались с Идо Додай после факультетского семинара у вас дома. Там он объяснил вам причины своего странного поведения на семинаре.

Тувье молчал.

— Это очень благородное решение — молчать. Ведь откровенная ложь вызывает чувство стыда. Но вы не можете выбрать такое решение, доктор Шай. Ваше алиби весьма шаткое.

— Если бы я убил его, то позаботился бы о более надежном алиби.

Михаэль не отреагировал на сарказм. Он зажег сигарету и глянул в лицо, которое узнавал все больше и больше.

— Так о чем вы говорили с Идо вечером, после семинара?

— О личных делах. — Губы Шая изогнулись, придав лицу выражение детского упрямства, что выглядело скорее гротескно. На мгновение Михаэль увидел в нем упрямого состарившегося ребенка.

— Вам придется, к сожалению, изложить это подробнее. — Сарказм Тувье передался и следователю.

— Почему? Это не связано с убийством, — запротестовал Шай, — и, пожалуйста, не надо мне говорить, что только вы определяете, имеет ли наш разговор с Идо отношение к убийству.

Михаэль кивнул, глядя в неопределенного цвета глаза.

— Он советовался со мной относительно продолжения своей учебы, — сказал наконец Тувье, при этом слова произносились как бы помимо его желания.

Всякая попытка Михаэля выяснить подробности наталкивалась на глухую стену. Тувье отказывался говорить на эту тему и лишь повторял:

— Идо не объяснил мне, почему у него случился кризис, он только сказал, что кризис был.

Михаэль снова воспроизвел запись хриплого голоса с русским акцентом, повторил про отпечатки пальцев, но ничего нового Тувье не сказал. Он никогда раньше этого голоса не слышал. Он не помнит, что дотрагивался до этой кассеты. Больше из него нельзя было выжать ни слова. Ни об этом человеке, ни о стихах.

Михаэль вернулся к вопросу об алиби.

— Я вам уже десять раз говорил, что я делал в это время. Я не понимаю, ведь и у Шуламит Целермайер нет свидетелей, и у Рут Додай, и у других. Живые люди не способны помнить, что они делали именно в эту минуту и кто их в это время видел. Они не ищут свидетелей своей ежеминутной жизни.

— Откуда вы знаете о госпоже Целермайер? — Тут Михаэль впервые увидел выражение замешательства на лице подследственного.

Тувье пожал плечами, и это вывело Михаэля из себя.

— Просто так сказал. Я случайно присутствовал, когда в секретарской обсуждали вопрос об алиби и Шуламит сказала, что ее отец спал. Кто подтвердит, что она была дома? Шуламит отнеслась к этому с юмором, а Дита Фукс — нет. Бедный Калицкий был в замешательстве, Аронович — тоже, он пытался припомнить, когда закончил свои покупки. Короче, — со злостью сказал Тувье, — вы посеяли такой страх, что люди лихорадочно вспоминают, чем они занимались в это время, чтобы доказать свою непричастность.

Зазвонил черный телефон, Михаэль выслушал Цилю и сказал:

— Передай ей, пожалуйста, что я сейчас выезжаю.

Он встал и обратился к Тувье:

— Я бы хотел, чтобы вы сейчас пошли со мной, а потом мы пройдем по вашему обычному, как вы утверждаете, пятничному маршруту после Синематеки.

Тувье встал и с удивительной покорностью последовал за Михаэлем.

— Начнем с университета, с кабинета Тироша. Мне еще нужно сказать пару слов госпоже Липкин, — сказал Михаэль, заводя «форд».

Было уже больше двух часов дня. Михаэль знал, что Адина будет ждать его, даже если он придет после окончания ее рабочего времени, но, несмотря на это, как оказалось, превысил скорость в районе Вади Джоз.

Она действительно ждала, подперев голову руками. Она ничего не сказала о лечении у дантиста, лицо ее излучало долготерпение и бесконечное желание помочь.

— Ключи от почтового ящика профессора Клейна? — переспросила она в замешательстве, убирая руку. — Не понимаю — ведь он же приехал.

— А кто вынимал почту, когда профессора не было?