Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть

Дорсет, Мэйден-Эстбери, Паунд-стрит, дом 3.

Дорогой мистер Стрейнджуэйс!

Позвольте мне как секретарю местного литературного клуба (с виду неказистого, зато родного!) пригласить Вас с лекцией на наше собрание. Мы проштудировали Вашу чудесную книгу о каролингских поэтах и мечтаем встретиться с автором. В конце концов, желание, как говорится, «воочию увидеть Шелли» – слабость вполне простительная и сама по себе оправдывающая дерзкую просьбу. Я знаю, до чего вы, писатели, занятой народ, но не сомневаюсь, что наши восторги окупят потраченное Вами время. Боюсь, мы не сможем предложить Вам деньги; впрочем, если нужно покрыть расходы, мы готовы устроить подписку! Приезжайте, если сможете, – нам подойдет любой день июня или июля.

Искренне Ваша, Софи Кэммисон.

P. S. Мы живем в краю Томаса Гарди.

P. P. S. Мой супруг знал Вас в Оксфорде и будет рад возобновить знакомство.

– М-да… – сказал Найджел, уныло изучая письмо за утренней чашкой чая. – Вот к чему приводит увлечение писательством. И почему я не избрал прямую стезю детектива?..

– И к чему же оно приводит? – спросила с соседней кровати Джорджия.

– А, ты здесь… Все никак не привыкну по утрам находить в спальне женщину.

– Это гораздо лучше, чем найти в спальне змею, как случилось, когда я…

– Я тебя умоляю, оставь эти воспоминания для «Трех тысяч миль по бушу на мотоцикле с коляской», или как ты там назовешь свои путевые заметки.

– Какой ты милый! Все-таки хорошо, что я за тебя вышла.

– А знаешь, поезжай-ка вместо меня.

– Да скажи наконец, в чем дело!

– Вот в чем! – Он помахал письмом. – Какая-то мерзкая ведьма ждет, что я отправлюсь в Дорсет и выступлю с речью на собрании ее треклятого литературного клуба. Литературный клуб, тоже мне!

– Дай-ка взглянуть.

– И заметь, как она жеманна, – продолжал Найджел. – Так и вижу ее выцветшие лиловые глаза навыкате. Наверняка она брызжет слюной, когда разговаривает, а ее подруги вздыхают: «Бедняжка Софи – такая тонкая натура!» Она явно из тех старых дев…

– Почему же «старых дев»? В постскриптуме сказано, что Софи Кэммисон замужем.

– Я никогда не читаю постскриптумы: от них только и жди подвоха.

– На самом деле их там два. В первом она пишет: «Мы живем в краю Томаса Гарди»…

– Что и так очевидно из адреса наверху.

– …А во втором утверждает, что ее муж знал тебя в Оксфорде.

Найджел сел в постели.

– Ага, это уже интересно!

– Ты его помнишь?

– Да, смутно. Но я другое имел в виду: почему эта жеманная карга упомянула про мужа в самом конце? Она явно его ревнует и держит под каблуком, а подругам жалуется, что Герберт – сухарь и не понимает ее. Уверен, миссис Кэммисон считает своим призванием нести в жизнь мужа культуру, духовные ценности и прочую дребедень; и, если меня насчет него не подводит память, работенка ей досталась не из легких. Впрочем, к этому времени Герберт наверняка повержен. От жен другого и не жди.

– Неужели?

– Именно так.

– Не верю ни единому слову. Держу пари, Софи Кэммисон – в высшей степени разумная женщина, да и красотой под стать своему чувству юмора. Насмешливый тон был взят неспроста, а ты и заглотнул крючок по самые жабры.

– Какие подробности… И ты считаешь, я отправлюсь туда задаром – «впрочем… мы готовы устроить подписку, восклицательный знак», – только чтобы выиграть у тебя жалкий фунт?

– Нет, чтобы его проиграть.

– Что ж, решено. Я поеду и докажу свою правоту. И потом, мне любопытно взглянуть, во что превратился старина Кэммисон.

– Выходит, твой интерес к людям опять победил? Ты воплощенная мечта издателя, – поморщилась Джорджия.

– Знаешь, в холодном утреннем свете ты просто вылитая обезьянка.

– Мой милый Найджел!

– Хорошо, не вылитая, но отдаленное сходство есть. Литературный клуб! Интерес к людям! Тьфу!

Однако история, к которой привело это нелепое пари, оказалась и впрямь куда интереснее, чем он ожидал…