Убийство на пивоварне

Это не замеченный ими вошел доктор Каммисон. Его смуглое лицо с квадратной челюстью и тихие, раскованные, великолепно контролируемые движения, пока он закрывал дверь и подходил к ним, заставили Найджела подумать о черной пантере.

— Надо же, — отозвался он, — какая разительная перемена! Только сегодня утром ты уговаривал меня поставить крест на деле Траффлиса, а сейчас все наоборот! Как сказал старый Тацит: «Supervaeuus inter sanos medicus», — что в грубом переводе означает: «Врач среди вменяемых людей выглядит даже глупее, чем обычно».

— «Грубый» — это едва ли подходящее слово для такого перевода, — заявил доктор Каммисон; его белые зубы ослепительно сверкнули в столь редкой для него улыбке. — Смерть Траффлиса — это одно, а смерть Баннета — совсем другое.

— Они адекватны, если можно так выразиться.

— Видишь ли, многие хотели бы видеть Юстаса Баннета мертвым…

— И поэтому?

— Поэтому…

— Герберт!

Боль, прозвучавшая в голосе Софии Каммисон, поразила Найджела так, словно в него запустили тяжелым предметом. На миг он ощутил, что лишился дара речи. А Герберту даже изменила его обычная выдержка. Он в растерянности глянул на жену.

— Все хорошо, дорогая, — медленно проговорил он, — но…

— Поймите же наконец вы, оба, — заговорил Найджел, приходя в себя. — Я не хочу с треском вламываться в ворота ваших приватных неприятностей. Но мне стало очевидно с первых минут, как я сюда приехал, что у Софии есть что-то, связанное с Юстасом Баннетом.

— Я думала… не понимаю, как вы могли предположить такое? — поспешно возразила она.

— Просто обратил внимание: при каждом упоминании его имени вам приходится брать себя в руки, прикладывать усилия, чтобы ваше поведение выглядело нормально. Это очень заметно. Даже самый лучший мим не может подражать себе самому.

— Все это начинает отдавать метафизикой, — произнес доктор Каммисон. — А главное — никакой пользы, София. Все-таки мы должны все ему рассказать. Ты же знаешь, нам может понадобиться его помощь.

— «Его помощь?» — В глазах Софии явственно читалось непонимание. Отложив вязание, она вцепилась в поручни кресла, чтобы скрыть, как затряслись ее руки.

Герберт подошел к ней со спины, положил ладони на ее плечи и заговорил с ноткой профессионального педантизма в голосе:

— Мне пришлось немало иметь дел с Баннетом. Вскоре после того, как мы сюда приехали, он пришел ко мне на консультацию. Меня это поставило в очень неловкое положение, потому что до этого его пользовал другой местный доктор — мистер Аннерли. Ты же знаешь, медицинская этика не допускает лечить пациента другого врача без его разрешения. Конечно, я сообщил об этом Баннету. Но он заявил, что Аннерли… э… ну, что Аннерли его не устраивает, а я, мол, буду дураком, если от него откажусь. Заявил, что его деньги ничем не хуже денег других моих больных. Ну и так далее и тому подобное. Я довольно жестко ответил, что в такие игры не играю. И, должно быть, это был первый отпор, который Баннет получил за много лет. Он страшно разозлился, стал что-то говорить насчет слепого поклонения догмам изжившего себя этикета, и все в таком духе. В конце концов ушел, и я думал, что на этом у нас с ним будет покончено. Но вскоре случайно узнал, что он в пух и прах разругался с Аннерли, отказался иметь с ним дело и затем опять заявился ко мне. К счастью, Аннерли отнесся к этому совершенно спокойно. Вот так и вышло, что я взял медицинскую карточку Баннета к себе. Он думал, что у него язвенный гастрит и по этому поводу пребывал в панике. Но ничего подобного не оказалось. Я назначил ему диету… без сомнения, ту же самую, которую порекомендовал бы и Аннерли, и Баннет очень скоро поправился. Он начал держаться с нами запанибрата: приглашал обедать, присылал ящики с вином — словом, друг семьи, да и только! Лично я на дух не выносил этого типа и не мог понять, с какой радости он набивается ко мне в друзья. И вдруг это стало до боли ясно. Он… э…

— Он начал себе позволять вольности по отношению ко мне, — досказала за мужа миссис Каммисон. — Ужасный коротышка! Все это выглядело таким нелепым, что я не могла не смеяться над ним.

— Но Баннет был не из тех людей, которые позволяют над собой подшучивать, не так ли? — предположил Найджел.

Герберт Каммисон внимательно глянул на него:

— Ты прав. Не из тех. И, по-моему, мне следует сказать тебе сразу, что я думаю: кто бы там ни убрал его, этот человек заслуживает право пить пиво бесплатно до конца своих дней. Добропорядочному обществу давно следовало упечь Баннета в тюрьму… Ну, такой, как он, просто не имеет права на существование среди нормальных людей. Однако это из другой оперы. Его… э… поползновения к Софии были лишь симптомом… На самом деле вторичным по важности в сравнении с…

София Каммисон хихикнула.

— Дорогой, — произнесла она, сжимая руку мужа. — Я огорчена, что моя честь так низко котируется по шкале твоих ценностей.