Убийство на поле для гольфа

– А! Мосье Пуаро, – развязно бросил он. – Уже вернулись из Англии?

– Как видите, – ответил Пуаро.

– По-моему, дело идет к концу.

– Согласен с вами, мосье Жиро.

Удрученный вид Пуаро, его сдержанные ответы, казалось, доставляли Жиро необычайное удовольствие.

– Ну и тип этот Рено! Не могу его понять! Даже защищаться не хочет. Поразительно!

– И это заставляет призадуматься, а? – кротко заметил Пуаро.

Жиро, однако, и не думал прислушаться к словам моего друга. Легкомысленно поигрывая тростью, он небрежно бросил:

– Ну что ж, всего хорошего, мосье Пуаро. Рад за вас. Наконец-то вы убедились, что молодой Рено виновен.

– Pardon! Ничуть не бывало! Жак Рено невиновен.

Жиро изумленно застыл, а потом разразился смехом и бросил, многозначительно постучав себя по лбу:

– Чокнутый!

Пуаро выпрямился, в глазах его вспыхнул опасный огонек.

– Мосье Жиро, вы все время позволяете себе оскорбительные замечания на мой счет. Придется вас проучить. Готов держать пари на пятьсот франков, что найду убийцу мосье Рено прежде вас. Согласны?

Жиро удивленно уставился на него и снова пробормотал:

– Чокнутый!

– Ну как, – гнул свое Пуаро, – согласны?

– Не желаю даром брать ваши деньги.

– Будьте покойны – вы их не получите!

– Ладно, согласен! Вас, говорят, шокируют мои манеры, ну так ваши тоже сидят у меня в печенках!

– Счастлив слышать, – сказал Пуаро. – Прощайте, мосье Жиро. Пойдемте, Гастингс.

Мы молча шли по улице. На сердце у меня было тяжело. Пуаро слишком ясно дал понять, что он намерен делать, и я больше, чем когда-либо, сомневался, удастся ли мне спасти Беллу. Эта злосчастная стычка с Жиро привела его в раздражение, и теперь он будет из кожи вон лезть, чтобы взять верх над заносчивым малым.

Неожиданно я почувствовал чью-то руку у себя на плече и, обернувшись, увидел Габриеля Стонора. Мы остановились и раскланялись с ним. Он вызвался проводить нас до гостиницы.

– Что вы здесь делаете, мосье Стонор? – спросил Пуаро.

– Недостойно бросать друзей в беде, – сдержанно ответил тот. – Особенно если их обвиняют напрасно.

– Значит, вы не верите, что Жак Рено виновен? – спросил я с надеждой.

– Разумеется, нет. Я хорошо знаю мальчика. Признаюсь, в этом деле кое-что ставит меня в тупик, но тем не менее никогда не поверю, что Жак Рено убийца, хотя ведет он себя очень глупо.

Я тотчас проникся самыми теплыми чувствами к этому человеку. Его слова снимали непосильное бремя, тяготившее мою душу.

– Не сомневаюсь, что многие думают так же, как вы! – воскликнул я горячо. – Ведь против Жака Рено почти нет улик. Его оправдают, нисколько не сомневаюсь в этом.

Однако Стонор ответил совсем не то, что я так жаждал услышать.

– Я бы многое отдал, чтобы разделить вашу уверенность, – мрачно сказал он и обратился к Пуаро: – А каково ваше мнение, мосье?

– Думаю, что обстоятельства складываются весьма и весьма неблагоприятно для мосье Жака, – ответил Пуаро спокойно.

– Вы считаете его виновным? – живо спросил Стонор.

– Нет. Просто думаю, ему нелегко будет доказать свою невиновность.

– Почему, черт побери, он так странно ведет себя… – пробормотал Стонор. – Понятно, дело это гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Жиро в нем не разобраться – не его стихия… И все же чертовски странное дело! И тут чем меньше слов, тем лучше. Если мадам Рено хочет что-то скрыть, я ее поддержу. Дело в первую очередь касается именно ее, а я слишком уважаю ее суждения и не собираюсь вмешиваться в ее дела. Но поведение Жака я не могу одобрить. Порой кажется, он хочет, чтобы его считали виновным.

– Но это же нелепость! – вмешался я. – Во-первых, нож… – Тут я умолк, ибо не знал, как примет Пуаро мои откровения. Но потом все же продолжил, осторожно выбирая слова: – Мы ведь знаем, что в тот вечер у Жака Рено не было при себе этого ножа. Мадам Рено может подтвердить.

– Конечно, – сказал Стонор. – Когда она придет в себя, то, без сомнения, расскажет и об этом, и о многом другом. Ну что ж, мне пора.

– Одну минуту. – Пуаро жестом остановил его. – Не могли бы вы известить меня, как только к мадам Рено вернется сознание?

– Разумеется. Нет ничего проще.

– По-моему, довод, касающийся ножа, довольно убедителен, – снова заговорил я, когда мы поднимались наверх. – Я не стал говорить в открытую при Стоноре.

– И правильно сделали. Лучше помалкивать до поры до времени. Но относительно ножа должен вас огорчить – вряд ли этот довод поможет Жаку Рено. В то утро, когда мы уезжали из Лондона, я на час отлучился, помните?

– И что же?

– Ну так вот, я разыскивал мастерскую, где Жак Рено заказывал ножи. Это оказалось нетрудно. Eh bien, Гастингс, они сделали по его заказу не два ножа, а три.

– Значит…

– Значит, один был подарен мадам Рено, другой – Белле Дьювин, а третий Жак оставил себе. Боюсь, Гастингс, эта история с ножами не поможет нам спасти Жака Рено от гильотины.

– Нет, до этого не дойдет! – вскричал я испуганно.

Пуаро с сомнением покачал головой.

– Вы его спасете! – уверенно воскликнул я.

Пуаро бесстрастно посмотрел на меня.

– Вы же сами лишили меня этой возможности, мой друг.

– Но должен же быть и какой-то другой выход, – пробормотал я.