Убийство на ранчо

У меня были кое-какие дела, но я задержался послушать, поскольку надеялся узнать что-нибудь новенькое и полезное либо об американцах, либо о литературе. Когда Вулф сказал, что большинство сограждан Вуди вряд ли с ним согласятся, Вуди в свою очередь спросил, какое изречение эти сограждане сочли бы более великим, и Вулф сказал:

– Я мог бы предложить не меньше дюжины, но самое подходящее тоже висит у вас на стене. – Он указал на обрамленную Декларацию независимости. – «Все люди созданы равными».

Вуди кивнул:

– Звучит, конечно, здорово, но это вранье. При всем моем уважении. Пусть и во имя благой цели, но все равно вранье.

– Я не вполне согласен с вами, – произнес Вулф. – В биологическом смысле слова это не вранье, а нелепость, но как оружие в смертельной борьбе оно было мощным и убедительным. Правда, использовалось оно не для убеждения, а для разрушения. – Вулф снова ткнул в направлении стены. – А что это такое?

Там висело еще одно изречение в рамочке. Фотоаппарат я с собой не захватил, так что показать цитату вам не смогу. Там было восемь или девять слов, но на каком языке? Однако внизу более мелкими буквами было приписано: «Стивен Орбелян».

– Это изречение более древнее, – пояснил Вуди. – Ему около семисот лет. Не убежден, что оно такое великое, но я очень к нему привязан. Слова эти принадлежат перу армянского классика Степаноса Орбеляна и означают следующее: «Я люблю свою страну, потому что она моя». Просто, но удивительно тонко. Даже не верится, что такой глубинный смысл можно выразить всего восемью словами. Вы согласны?

– Согласен, – пробормотал Вулф. – И впрямь прекрасно сказано. Давайте сядем и обсудим это.

Моя помощь им не понадобилась, поэтому я отправился по своим делам, которые состояли в том, чтобы заехать на универсале за Лили, Дианой и Уэйдом Уорти. Я предположил, что к моему приезду Лили с Уэйдом будут уже дожидаться меня в гостиной, готовые ехать, а вот Диана задержится. Так оно и вышло. Конечно, девять женщин из десяти всегда опаздывают, но о Диане я хотел бы поговорить особо. Дело в том, что каждое свое появление она обставляла как выход на сцену. Она никогда, например, просто не появлялась на кухне к завтраку. Она выходила. Без зрителей никакой выход не состоялся бы, а для Дианы было важно, чтобы аудитория была как можно больше. Мы договорились, что я заеду за ними в начале десятого. Я сидел вместе с Лили и Уэйдом в гостиной и рассказывал, каким успехом пользовалась форель по-монтански, когда послышался легкий шорох и в комнату вплыла Диана в сногсшибательном платье из красного шелка. В верхней части шелка было гораздо меньше, зато внизу платье доходило почти до щиколоток. А вот Лили предпочла одеться в скромную нежно-розовую блузку и белые слаксы.

Главная улица Лейм-Хорса была запружена машинами, но я, как было оговорено, обогнул универмаг и остановился напротив служебного входа. С Вуди мы условились, что он предоставит нам с Вулфом свои апартаменты в задней части Вуди-Холла и я препровожу туда Сэма Пикока, как только разыщу его. Войдя, я увидел, что Вулф сидит на слишком узком для него стуле у задней стены, и, увы, не один. В субботний вечер встретить здесь полицейского – большая редкость. Я уже говорил вам, что Вуди сам настолько строго следил за порядком, что вмешательство копов никогда не требовалось. Лишь изредка полицейский в форме заглядывал внутрь, чтобы проверить, все ли нормально. На сей же раз не только сам шериф Морли Хейт восседал на стуле в трех шагах от Вулфа, но и его помощник Эд Уэлч, потрепанный жизнью детина с широченными плечами, о которых мечтал Морли, околачивался тут же рядом. Он подпирал дверь, перед которой сидел кассир. Диана с Уэйдом двинулись прямиком к этой двери, тогда как Лили посмотрела на Уэлча, потом на шерифа и спросила нарочито громко, чтобы тот слышал:

– Не видела ли я прежде этого человека?

И тут же, не дожидаясь моего ответа, зашагала к двери в танцевальный зал, на ходу доставая кошелек из брючного кармана. Я подошел к Вулфу и спросил:

– Вы знакомы с шерифом Хейтом?

– Нет, – ответил он.

– Вот он, – указал я. – Представить вас?

– Нет.

Я повернулся к Хейту:

– Добрый вечер. Хотите спросить нас с мистером Вулфом о чем-нибудь? Или рассказать что-нибудь?

– Нет.

Решив, что хватит с меня этих «нет», я направился к двери, вручил кассиру два доллара и вошел в зал. Музыканты отдыхали, но пока я продирался сквозь толпу к Лили, оркестр заиграл какую-то незнакомую мне мелодию. Я прорвался к Лили и увлек ее танцевать. За время нашего знакомства мы уже настолько натанцевались вдвоем, что передвигались, как одно четвероногое животное.

Обычно мы с ней мало разговариваем, когда танцуем, но минуту спустя Лили сказала:

– Он вошел следом за тобой.

– Кто? Хейт?

– Нет, другой.

– Все правильно. Но я не стану доставлять ему радость и оборачиваться.

Еще минуту спустя:

– А на что, по-твоему, этот орангутан рассчитывает, торча тут?

– Он надеется. Ищет предлога, чтобы вышибить нас из своего округа.