Убийство на улице Чехова

Я присел на единственный стул в мастерской и начал растирать себе голову, потому что я вдруг почувствовал что-то вроде головокружения.

— Дальше? — сказал я не своим голосом.

— Профессор потерял свой ключ и принес мне шкатулку, чтобы я ее открыл. А секрет замка был чертовски замысловатым, и я долго бился над ним и под конец вынужден был применить силу. Открыл, но секрет повредил. Тогда я сказал профессору: «Если вы хотите, ваша милость, чтобы я снова наладил эту чертовщину, то это будет стоить вам довольно дорого: надо будет купить на черном рынке кое-какие детали». — «Сколько это будет стоить?» — спросил профессор. Я ему сказал, а он покраснел и захлопал ресницами, будто перед ним гасла и вспыхивала лампа в пятьсот ватт. И представь себе, молодой мой друг, он, ни слова не говоря, указал на шкатулку своему шоферу и сделал знак взять ее обратно. Потом, когда шофер унес шкатулку, его милость кинул мне на верстак десятилевовую бумажку и испарился через дверь как дух, выскочивший из какой-нибудь заброшенной могилы. Такого скупердяя я еще не видел и вряд ли увижу скоро… Что с тобой, молодой друг, у тебя не болит ли зуб?

— У меня болит душа, старый приятель! — просипел я и так же, как это сделал профессор три дня назад, потащился к двери, но не «испарился», как он, потому что я был далеко не таким худым, а выскользнул наружу правым плечом вперед — пока я слушал занятные сказки моего слесаря, делающего ключи, дверь показалась мне узкой, как игольное ушко. Я нырнул в снежный туман, и моя голова тут же перестала кружиться.

— Куда? — спросил меня водитель служебной машины.

Я пожал плечами.

— Никуда! — сказал я.

Я дал ему деньги, чтобы он купил коробку рахат-лукума и отвез моему другу, а сам отправился домой пешком.

В кухне на столе я нашел записку. «Митечка! — подлизывалась моя жена. — Я иду к маме, потому что у меня болит горло: я, кажется, схватила грипп. На обратном пути зайду ненадолго к Кате, в кафе. Цыпленочек в холодильнике, поставь его в печь разогреть…» Она нацарапала еще строчку, но мне осточертело, я скомкал записку и бросил ее на пол.

Потом я завел будильник на четыре часа тридцать минут, снял с вешалки в коридоре форменную шинель, лег на миндер[7], не раздеваясь, и закрыл глаза. Кажется, я сразу заснул.

РАССКАЗ СЛЕДОВАТЕЛЯ МАЙОРА ЛАМБИ КАНДЕЛАРОВА

1

Со мной бывало и раньше, когда я проводил всю ночь на ногах, а утром принимался за работу, словно я только что встал, хорошо выспавшись. И на этот раз я был в форме, но меня охватило нервное возбуждение, подобное тому, какое испытывает пассажир, серьезно рискующий опоздать на свой самолет. Представьте себе этого пассажира: остаются считанные минуты до отлета, а светофоры, будь они прокляты, останавливают такси, на котором он едет в аэропорт, на каждом перекрестке! Такой пассажир сидит как на иголках, в его душе бушуют гнев, проклятия, страстное желание схватить за горло свою неудачу и безмолвное, но горячее обращение к судьбе — быть терпеливой… Подобные чувства испытывал и я.

Судьба должна была войти в мое положение, черт возьми! Это была моя большая игра, я впервые бросал кости против ставки из чистого золота!

Да я и не просил у нее так уж много, ибо САМ решил теоретическую часть следствия. Она должна была помочь мне в практических делах, в завершении обработки материалов. А это означало предоставить Манчеву время для того, чтобы он смог доказать, что доктор Беровский «попался»; это означало помочь и мне, обеспечив «зеленую улицу» на пути, который мне предстояло пройти, чтобы припереть Краси Кодова к стенке и заставить Дору Басмаджиеву заговорить со мной более уважительно.

Манчев располагал достаточным временем, и у меня (хотя я и ходатайствовал перед судьбой, чтобы она предоставила ему еще какое-то время) было обнадеживающее предчувствие, что он успешно справится с задачей. Этому человеку до сих пор везло, он каждый год передавал в руки судебных органов одного-двух грабителей. Он принадлежал к той категории инспекторов, которые родились, как говорится, под счастливой звездой. Природа не дала им много ума, но одарила счастьем! Сейчас, — думал я, — он хотел сцапать (или уже сцапал) доктора Беровского en flagrant d'elit[8], как говорят французские юристы. Счастье счастьем, но очень важно для инспектора и то, каким ориентиром он руководствуется. Я дал Манчеву такой ориентир, что, будь он слепым и хромым, все равно придет к одному из двух возможных убийц.