Убийство на улице Дюма

– Смысла нет. Попытайтесь еще поспать, утром увидимся.

В девять утра Полик и Верлак чуть не столкнулись в вестибюле. Полик отшатнулся, стараясь не пролить кофе, который нес в пластиковом стакане. Жидкость выплеснулась, но рубашку Полик сумел спасти.

– Ах, простите! – сказал Верлак. – Да бросьте вы эту дрянь, я попрошу мадам Жирар сварить вам настоящий, – предложил он.

Полик вместо ответа вылил светло-коричневую жидкость в ближайший горшок с пальмой.

– Никто не объявился по поводу той машины. Захари сбили около одиннадцати вечера, то есть не так уж поздно. Казалось бы, там поблизости должны были находиться люди.

Поднимаясь по каменной лестнице к своему кабинету, Верлак предположил:

– Если это совершили намеренно, то водитель мог ждать на обочине, когда других машин не будет. Плюс к тому все обитатели дома престарелых на южной стороне бульвара, вероятно, спали.

– Как и обитатели такого же дома на той стороне улицы, – согласился Полик.

– Там два дома престарелых?

– Да, – ответил Полик. – Но тот, что на южной стороне, решительно повыше классом.

– Вы мне только не говорите, что у вас там двоюродный дед или бабка в одном из них!

– Нет, судья, – засмеялся Полик. – Не скажу.

Мадам Жирар ждала их у себя за столом. Когда полицейские вошли, она встала.

– Доброе утро, – сказала она. – Господин прокурор Руссель только что был здесь, агент Фламан оставил сообщение. Я его записала, – закончила женщина, подавая Полику лист бумаги.

– Спасибо, – поблагодарил Верлак. – Вас не затруднит сделать нам два эспрессо? Попробуем новые бразильские капсулы, которые я заказал. Они светло-коричневые.

– Конечно, – улыбнулась мадам Жирар.

Верлак посмотрел ей вслед – уверенной в себе, в обычном офисном костюме – короткая юбка, шелковая блузка, шерстяной жакет в стиле «шанель». Он знал, что муж – успешный риелтор, владеющий собственным агентством, и у мадам Жирар в ее почти шестьдесят лет нет необходимости работать. Но она любила свое дело и как-то сказала Верлаку, что если бы не работала, то куда больше времени проводила бы в теннисном клубе. Его именно это в ней и восхищало – его мать никогда не работала, но всегда казалась усталой и озабоченной. Бабка занимала свое время живописью, волонтером преподавала английский в местной начальной школе и устраивала простые вечеринки для работников семейного предприятия.

Верлак сидел за столом, а Полик молча читал сообщение от Фламана. Верлак думал об этом семейном бизнесе и его главной конторе, находившейся возле парка Монсо, где теперь находилось посольство какой-то маленькой ближневосточной страны. Как же он любил навещать в том здании отца и деда, чтобы его встречал Роже своей широкой улыбкой и торжественным взмахом шляпы. Роже был консьержем и следил за домом более пятидесяти лет. Его жена души не чаяла в юных братьях Верлак и подсовывала им теплые куски яблочного пирога из кухни, выходящей окном на мощеный внутренний двор.

– Телефонный звонок, который, по нашему мнению, подвиг Мута в ночь на субботу пойти в свой офис, проследить не удается, – сказал Полик, поднимая глаза от блокнота.

Верлак отвернулся от окна:

– Почему?

– Известно только, что соединение прошло по магистрали, соединяющей с Италией, – пояснил Полик. – Но определение номера было блокировано.

Вошла мадам Жирар, неся на подносе два эспрессо, сахарницу и кофейные ложечки. Чашки и ложечки Верлак привез из Нормандии, но вдруг сейчас вспомнил, что они использовались на семейном предприятии. Эммелина взяла их с собой, когда компанию продали.

Сделав глоток кофе, Верлак откинулся в кресле, закрыв глаза.

– Это не было несчастным случаем, как вы думаете? – спросил Полик.

– Вряд ли, – сказал Верлак. – Вам не кажется, что мадемуазель Захари была сильно напряжена?

– Да. Но из-за чего? Она знала, кто убил ее шефа?

– Давайте расспросим ее родных. Она жила с родителями?

– Нет. Фламан записал имя ее парня. Они жили вместе на улице… – Полик взял бумагу со стола Верлака и прочел: – Бедаррид, номер семнадцать. Парень работает официантом, зовут его Мишель Гасналь.

– Давайте с ним побеседуем… у них на квартире.

– Понял. Я тогда скажу Фламану, чтобы он договорился сегодня о встрече.

Полик допил кофе, поднял чашку, миниатюрную в его крупных руках, и посмотрел на танцовщиц, опоясывавших чашку по кругу. Их одежды развевались на белом фарфоровом рельефе на кобальтовой синеве фона.

– Это из греческой мифологии? – спросил комиссар.

Верлак улыбнулся:

– Да, это танцующие часы. Любимый узор Веджвуда. Чашки нашей семейной фирмы. Их подавали, когда в парижский офис приходили важные гости. Я лишь сейчас об этом вспомнил.

Бруно Полик улыбнулся. Ему нравились большие старые семьи и истории о них.

– А фирма все еще существует? – спросил он, хотя знал, что уже нет.

– Нет, продали семнадцать лет назад, когда умер мой дед.

Полик отпил кофе и осторожно поставил синюю чашку на блюдце.

– А что это была за фирма, судья?

– Лучше зовите меня Антуаном, Бруно. Мука. Мы владели мельницами.