Убийство на улице Морг

И вот на следующий день в доме мистера Честена собралось множество весьма почтенных господ. Сюда стеклось чуть не полгородка – среди прочих и ваш покорный слуга, – но, к великой досаде хозяина, время шло, гости успели воздать должное щедрому угощению Старины

Чарли, а шато-марго все не являлось. В конце концов оно все же прибыло, – и, доложу я вам, огромнейший ящик! – а коль скоро настроение у всех было преотличное, то и порешили nem con214 водрузить его на стол и опорожнить тотчас.

213 ужин в тесном кругу (фр.).

214 единогласно (лат.).

Сказано – сделано; я предложил руку помощи, и втроем мы поставили ящик на стол посреди бутылок и рюмок, впопыхах переколотив немалое их число. Старина Чарли, изрядно наклюкавшийся и весьма красный, с потешной важностью воссел во главе стола и отчаянно застучал об стол графином, призывая собравшихся «соблюдать порядок, покуда будет производиться извлеченье клада».

После громогласных увещаний спокойствие наконец водворилось и, как часто бывает в подобных случаях, настала глубокая, удивительная тишина. Меня попросили снять крышку, и я, разумеется, согласился «с превеликим удовольствием». Я сунул в щель долото, и не успел я легонько стукнуть по нему раз-другой молотком, как крышка слетела и тотчас вскочил и сел в ящике, уставясь прямо на хозяина, синий, окровавленный и чуть не разложившийся труп самого убитого мистера Кукиша. Несколько секунд смотрел он неотрывно и печально остекленелым взором прямо в лицо мистеру Честену, – медленно, но отчетливо и выразительно произнес:

«Ты еси муж, сотворивый сие!», а потом, словно полностью этим удовлетворясь, повалился на бок и распростер по столу дрожащие члены.

Невозможно описать, что было дальше. Гости бросились к дверям и окнам, и кое-кто даже из самых бравых мужей попадал в обморок от ужаса. Но когда миновал первый отчаянный взрыв смятения, все глаза устремились на мистера Честена. Тысячу лет буду жить – не, забуду, какая мука отобразилась на мертвенно-бледном лице его, столь недавно еще рдевшем от торжества и напитков. Несколько минут оставался он недвижим, как мраморное изваянье, и глаза его, совершенно пустые, будто обратились внутрь, поглощенные созерцанием его собственной преступной и мерзкой души. Потом они вдруг сверкнули, вновь возвратившись к внешнему миру, и тогда он вскочил со стула и, навалясь головой и руками на стол рядом с трупом, быстро и словно в горячке поведал обо всех подробностях гнусного преступления, за которое был заточен в тюрьму и приговорен к смерти мистер Нипенни.

Вот что рассказал мистер Честен: он преследовал жертву до самого озерца; там он выстрелил из пистолета в коня; всадника ссадил ударом рукоятки; завладел бумажником; и, полагая коня убитым, с большим трудом проволок его к зарослям ежевики на берегу озерца. Потом он взвалил тело мистера Кукиша на собственного коня и лесом доставил подальше, к надежному укрытию.

Жилет, нож, бумажник и пулю он сам подсунул куда следует, чтобы отомстить мистеру Нипенни. Он же подсунул под матрац выпачканную рубашку и платок.

К концу этого леденящего кровь рассказа голос начал изменять злодею. Окончив свою повесть, он встал, покачнулся и упал навзничь – мертвый.

Столь действенное средство, заставившее преступника признаться, было весьма просто. Излишнее простосердечие мистера Честена с самого начала претило мне и казалось подозрительным. Ударил его мистер Нипенни тогда в моем присутствии, и злобное выражение, мелькнувшее в лице мистера Честена, убедило меня в том, что угрозу свою он неукоснительно исполнит при первой возможности. И потому я рассматривал все уловки Старины Чарли совершенно в ином свете, чем оценивали их добрые граждане

Сырборо. Я понял, что не кто иной, как он сам, прямо или косвенно поставляет все улики против мистера Нипенни.

Но окончательно открыло мне глаза на истинное положение вещей происшествие с пулей, которую мистер Ч. нашел в теле павшего коня. Я-то не забыл, в отличие от сырборцев, что пуля пробила грудь навылет. И коль скоро она обнаружилась в теле животного, после того как из него вылетела, я понял с достоверностью, что пулю туда поместило обнаружившее ее лицо. Окровавленная рубашка и платок лишь подтвердили мою догадку, ибо кровь при ближайшем рассмотрении оказалась не чем иным, как славным бордоским. Когда я раздумывал обо всем этом и о неожиданной щедрости мистера Честена, подозрения мои все укреплялись. Я никому ничего не говорил и учредил меж тем собственные тщательные розыски трупа. Разумеется, я искал его в местах, наиболее удаленных от тех, куда направлял свой отряд мистер Честен. И через несколько дней я набрел на старый иссякший колодец, почти скрытый в зарослях ежевики, и там, на дне его, обнаружил то, что искал.