Убийство на Знаменской

Она кивнула. Было видно, что ей не по себе. Возможно, от бередящих душу воспоминаний, возможно от тоски по отсутствующему другу. Шумилов и Проскурина прошли из отделённой драпировкой прихожей в центральную часть номера, являвшейся гостиной. Здесь стояли диван, два кресла, большое, в рост человека зеркало, подле кресел — большой круглый стол морёного дуба, напротив дивана — вместительный трёхстворчатый шкаф. Подле окна в кадке рос развесистый фикус, настоящее дерево, у противоположной стен на подставках в виде дорических колонн располагались гипсовые бюсты Сенеки и Нерона, пол в центре гостиной занимал большой яркий ковёр. Конечно, присутствие бюста Сенеки в этом царстве разврата представлялось несколько неуместным, но в общем номер выглядел очень чистым, а обстановка его смотрелась на удивление респектабельно.

— Это кресло в прошлый раз стояло вот здесь, — сказала Анна Григорьевна, указав на место возле окна.

Сказанное прозвучало странно. Кресло, казалось, сейчас на своём месте, именно там, где ему и надлежало стоять; интересно, кто же тогда и для чего передвигал его к окну? Шумилов перенёс кресло к окну, лёг на пол и внимательно осмотрелся по сторонам. По всему периметру комнаты прекрасно просматривался плинтус, нигде никаких зон невидимости. Взгляду абсолютно не за что зацепиться. Впрочем, в одном месте как будто бы отсутствовала часть плинтуса. Как раз там, рядом со столом, где только что находилось кресло.

Шумилов поднялся с пола, подошёл к ткани, драпировавшей стену, и отбросил её. Так и есть: в стене была дверь. И в этом-то месте как раз отсутствовал плинтус. Чуть выше предполагаемой ручки, вместо которой в накладной пластине зияло сквозное отверстие, наклеен кусок бумаги с синими оттисками полицейской печати. Один конец бумажной ленты крепился на наличнике, а другой — на самом дверном полотне. Это был полицейский «маячок», разрыв которого при открывании двери должен был просигнализировать о несанкционированном проникновении посторонних лиц в опечатанное помещение.

— Что ж, ради одного этого открытия стоило явиться сюда, — удовлетворённо пробормотал Шумилов. — Вы знали о существовании двери?

Вопрос был адресован Анне Григорьевне. Женщина выглядела потрясённой открытием, она даже не сразу нашла слова для ответа, лишь развела руки в стороны и только потом пробормотала:

— Нет, конечно! Мне непонятно, как можно оставлять двери между номерами! Ведь кто-то мог к нам зайти!

Она подразумевала «зайти в момент интимной близости», но вслух этого не сказала. Шумилов же, перешёл к противоположной стене и поднял драпировку там: стена оказалась гладко оштукатуренной.

Алексей Иванович вернулся на прежнее место, снова поднял ткань и присел перед дверью на корточки, пытаясь заглянуть в сквозное отверстие на месте ручки. По ту сторону двери ничего не было видно. Шумилов приложил ухо и несколько секунд слушал тишину, пока не поймал себя на мысли, что занимается явно бессмысленным делом: что можно услышать в опечатанном полиции помещении?

— Судя по всему, за этой дверью находится тот самый третий номер, в котором погиб Кузнецов. Видимо, полиция нашла какие-то следы, указывавшие на то, что убийца проник именно через эту дверь, — проговорил задумчиво Шумилов. — Возможно, это были кровавые отпечатки, по крайней мере, это самое очевидное, что приходит на ум. Если убийца проник в третий номер из второго, то это прекрасно объясняет, почему следствие сфокусировало своё внимание именно на Константине Чижевском.

Раздался короткий почтительный стук в дверь. Шумилов моментально опустил драпировку, переставил кресло на место и пошёл открывать стучавшему. Оказалось, что поспел заказ из буфета.

— Доброй ночи, — негромко провозгласил официант. — Бутылка венгерской мадеры, фунт винограда, два померанца. Персики из Крыму-с…

Шумилов впустил официанта, который ловко расставил на столе необходимую посуду, на глазах клиентов откупорил запечатанную бутылку и, получив «на чай» десять копеек, довольный удалился. Шумилов прошёлся по комнате, раздумывая, как бы лучше приступить к следующей части своей программы, потом, приняв решение, скомандовал:

— Вот что, Анна Григорьевна, отправляйтесь-ка в здешнюю кроватку! Я приглашу сейчас коридорного, потолкую с ним, а вы внимательно слушайте его ответы. Но, разумеется, ни во что не вмешивайтесь, поскольку дело ваше, согласно нашей легенде, совершенно постороннее.

И, открыв в дверь в коридор, он поманил пальцем коридорного. Тот живо подскочил, благо его стойка находилась совсем рядом со вторым номером.

— Зайди-ка, братец, — предложил ему Шумилов, — Скажи-ка, Корифея Мертваго ты знаешь?

— Корифея Мертваго? — переспросил коридорный, — Кажется, нет…

— Гм… Неужели даже не слышал? — удивился Шумилов. — Что ж ты, любезный, газет вовсе не читаешь? «Московский речитатив», «Дни», «Полуденный курьер»… Экий ты, братец, валенок, однако! Аж даже настроение мне испортил! Корифей Мертваго — это я, вернее это мой псевдоним. Я так и подписываюсь: «К. Мертваго».