Убийство на Знаменской

Шумилов вернулся в гостиную. Буквально через минуту в дверь аккуратно постучали. Потупив глаза, деловито вошла женщина лет тридцати, в форменном платье, белом переднике и косынке. Коротко поздоровавшись, она посмотрела на кровать и принялась сноровисто снимать постельное бельё, не высказав ни единым словом или взглядом ни удивления, ни, тем более, сожаления по поводу испорченного белья. Сбросив на пол грязные простыни, она вышла из алькова и направилась к шкафу. Погремев ключами на связке, она открыла бельевое отделение, которое оказалось набито постельными принадлежностями, выбрала необходимое и вернулась к кровати. Весь перестил занял буквально три минуты, горничная двигалась как автомат, не совершая ни единого лишнего движения. Закончив работу, она негромко произнесла: «рубль двадцать» и выжидательно посмотрела на Шумилова. Протянув ей два рубля вместо обычной в таких случаях пары гривенников, Шумилов участливо проговорил:

— Сдачу оставь. И вот что, скажи-ка, милая, как тебя?

— Прасковья Егорова, ваша милость.

— Скажи, Прасковья, а ты каждый день работаешь?

— Сутками, ваша милость, от утра и до утра, потом моя сменщица приходит.

— А как работают коридорные?

— Они по полусуткам, потому как им спать совсем нельзя. Дневные с девяти утра до девяти вечера, ну, а ночные — наоборот. Обычно три через один выходной.

— Так, так… — начал подсчитывать в уме Шумилов, — значит сегодняшний коридорный… как, бишь, его?

— Полозов Алексей.

— …да, Полозов, на прошлой неделе, в ночь с шестого на седьмое тоже дежурил?

— Это когда в соседнем номере убийство было? — тут же уловила смысл подсчётов горничная. — Именно, его была смена.

— Я понял. А скажи-ка, Прасковья, — Шумилов нарочито медленно стал доставать из своего портмоне серебряную рублевую монетку, так что взгляд горничной прямо приклеился к ней, — в тот самый день… ну, когда убийство приключилось, ты дежурила?

Шумилов протянул горничной рубль и посмотрел на нее испытующе. Женщина взяла протянутые деньги, тень явного удовлетворения мелькнула на её лице и она словоохотливо принялась рассказывать:

— Аккурат я дежурила, мне всегда самое невезение достается. Вот сменщице моей, Наталье, той завсегда фортуна прёт: на той неделе какой-то купец-миллионщик деньгами так сорил, так сорил — вся обслуга по червонцу на чай получила. А как кровь замывать или ещё похлеще чего — так тут моя очередь приваливает. Э-эх! — Она сокрушенно покачала головой. — Так мало того, ещё и полиция все соки выпила потом. Три раза один за одним допрашивали, точно издевались. Одно и то же им повторяла. А вы не из полиции часом, господин хороший? — вдруг спохватилась женщина, и глаза заметались в испуге с Шумилова на его даму.

— Гм, Прасковья, дождёшься ты от полиции рубля серебряного. Ты снега прошлогоднего от них не огребёшь! так что на сей счёт можешь быть спокойна, я — не полицейский. Я журналист полёта нешуточного, статью пишу про то убийство. Зовут меня Корифей Парацельсович Мертваго. — Шумилов был готов поспорить на всё золото мира, что горничная не сможет повторить названные ей имя и фамилию даже на самом пристрастном допросе. — Из Москвы я! Так что считай, тебе крупно повезло, потому как наш журнал за ценные сведения денежку платит. Ответишь на мои вопросы — получишь ещё рубль. Ну как, договорились?

— А чего ж, — махнула рукой Прасковья, — спрашиваете ещё! Конечно, договорились, не все же Натахе хвастать…

— Вот и хорошо. А скажи-ка, Прасковья, про что полиция у тебя допытывала?

— Про полотенца. Не было ли на них крови. Я говорю — не припомню. У нас это вообще не редкость, потому как кто ж из клиентов станет жалеть белье? Вот вы, господин хороший, тоже вино разлили. У нас этих пятен… Поди, разбери потом… А ещё прокурор про воск выспрашивал, — горничная хитро посмотрела на Шумилова.

Тот без лишних слов понял её взгляд, достал обещанный серебряный рубль и протянул женщине. Она проворно схватила его и упрятала туда же, куда и первый, в потайной карман где-то под фартуком.

— Да, про воск. В изголовье кровати, возле убитого, значит, они его нашли и давай меня и так и эдак пытать, не я ли его оставила. А на что мне свечка-то в руках? У меня в руках тряпка и ведро, — сказала она, как бы бравируя простотой своего ремесла.

— Может, они решили, что это ты по неосторожности оставила, по забывчивости, а теперь не признаешься? — предположил Шумилов. Он тоже видел следы стеарина на полу третьего номера, но объяснения их появлению не нашёл. Следователь, стало быть, тоже, потому и обратился за разъяснениями к горничной.

— Да при чём же здесь я? Делать мне больше нечего, как за креслом стоять и свечой капать! — женщина начала кипятиться. — Дура, что ли? Клиенты иной раз… одно название, что приличные господа, а нагадят так, что смотреть тошно. А мое дело утром убрать, чтоб по смене чистый номер передать.

— А может, следы на полу остались ещё с предыдущего утра, когда ты только на смену заступила?