Убийство на Знаменской

Выйдя из здания акционерного общества, Шумилов крепко задумался. Он был абсолютно убеждён в том, что столь солидный человек, каковым оказался Максим Терехов, не был причастен к убийству Кузнецова. Однако, это открытие влекло за собою несколько весьма любопытных выводов. Прежде всего, оно заставляло расценивать все действия неизвестного друга Соньки-Гусара как тщательно обдуманные, подготовленные и исполненные. То, что убийство Кузнецова не явилось спонтанным актом, было ясно и прежде, но теперь способность преступника мыслить перспективно, безошибочно рассчитывая как свои шаги, так и действия окружающих, вызвала даже восхищение Шумилова. Алексей был готов поклясться, что неизвестный умышленно подсунул Соньке заблаговременно подготовленную фальшивку, рассчитывая, что девица либо прочтёт, либо украдёт визитку. Следовало признать, что расчёт преступника полностью оправдался.

Напечатать карточки было вовсе не таким простым делом, как мог подумать несведущий человек. В типографии следовало обязательно предъявить паспорт, либо нотариальную доверенность, если карточки заказывались на чужую фамилию. Такой порядок был заведён в силу очевидных соображений: сословное общество не могло допустить, чтобы разного рода проходимцы раздавали визитные карточки великих князей или университетских профессоров. Репутация честного человека была слишком ценна для того, чтобы допускать бесконтрольную печать визитных карточек. Однако, неизвестный сумел обойти формальные препоны. Каким образом? Вряд ли он предъявлял в типографии свой настоящий паспорт; скорее всего он либо располагал подложным паспортом, либо каким-то образом был связан с типографским производством.

Наконец, напрашивался ещё один вывод: псевдо-Максим знал о том, что настоящий Максим Терехов нечасто бывал в Санкт-Петербурге. Предъявляя карточку иногороднего жителя, преступник мог быть уверен в том, что этого человека нет рядом. Именно поэтому визитная карточка последнего представилась ему предпочтительной для подделки! Что ж логично, удобно и хорошо продумано…

— Кто бы ни был этот человек, он умён и хитёр, — пробормотал Шумилов задумчиво.

— Что? — не расслышала Сонька.

— Давайте вот над чем подумаем, Софья Аркадьевна, — предложил Алексей Иванович, — Что ваш знакомец носил в карманах и портфеле? Ведь он же вынимал что-то из карманов, правда?

Они не спеша двинулись по Малой Садовой улице, обсуждая все те мельчайшие детали, которые в той или иной степени могли раскрыть род занятий или место проживания фальшивого Максима Терехова. Шумилов расспрашивал Соньку о том, какие ключи от входной двери носил с собою её приятель, присутствовала ли монограмма на его запонках или галстучной булавке, что за газеты лежали в его портфеле, и метки какого портного были нашиты на его пальто и пиджаках, — одним словом, разговор вертелся вокруг тех мелочей, на которые люди обычно не обращают внимание, но которые порой могут многое сказать о человеке. Разговор оказался долгим и изнурительным, Сонька искренне старалась быть полезной Шумилову, но её воспоминания по большей части были малосущественны.

Уже в самом конце она вдруг вспомнила:

— Во время нашей первой встречи, когда мы с «Максимом» пришли в гостиницу, он открыл свой портфель, дабы освежиться одеколоном. Так вот, в портфеле у него лежала папка казённая, канцелярская, знаете такая, с надписью «Дело»…

— А что ещё было написано на папке? — тут же ухватился за это воспоминание Шумилов.

— Что-то от руки, довольно много, строки четыре или пять, как бы название этого самого «Дела». Но почерк такой… мелкий, прочесть невозможно. Да я и не пыталась, на что мне? А поверху папки типографским шрифтом было напечатано что-то… что-то такое длинное…

— Прокуратура Санкт-Петербургского судебного округа… — предположил Шумилов.

— Слишком длинно.

— Военное министерство…

— Слишком коротко. Второе слово вроде как «народный»… точно не помню, но вот так мне сейчас кажется, — словно бы извиняясь, пробормотала Сонька.

— Министерство народного просвещения.

— Да, наверное, — задумчиво кивнула девица, — три слова в две строки набранные. Похоже, именно на это.

— Вот что, Сонечка, давайте-ка завтра прогуляемся с вами по Фонтанке вдоль Министерства народного просвещения, эдак, с восьми часов утра до десяти, — предложил Шумилов.

— Да вы шутите, верно! — изумилась Сонька-Гусар. — Я в восемь ещё сплю!

— Я не шучу, голубушка, — строго сказал Алексей Иванович, — так что придётся встать до восьми! В восемь мы уже должны быть перед фасадом министерства. Оденьте самое неприметное платье, самое позорное пальтецо, — одним словом, прикиньтесь жалкой серой мышкой, дабы пресловутый Максим вас часом не опознал.

— Чёрт побери! — Сонька с досады аж сплюнула себе под ноги; выглядело это на редкость вульгарно и отталкивающе. — Вспомнила на свою голову!

— Дура ты, Сонька! — в свою очередь, раздражаясь, тут же парировал Шумилов. — Ты молиться должна на то, чтобы мы завтра отыскали этого субчика! Тебя это от каторги спасёт, а ты, дурища, по глупости своей чёрта всуе вспоминаешь!

12