Убийство несолоно хлебавши

Я достала из пакета хлеб, сунула в тостер. Тонкие, практически прозрачные ломтики бекона, попав на раскаленную сковороду, обиженно заворчали, фыркая каплями жира. Поблескивая ярким желтком, румянилась по краям глазунья. «Главное, вовремя перевернуть», – напомнила я себе, аккуратно подцепляя ее лопаткой.

– И как у тебя так выходит? – Илья обнял меня сзади за талию.

– Что именно? Пожарить яичницу? – рассмеялась я. – Тоже мне наука!

– Не скажи, у меня вот, к примеру, желток на этом этапе всегда вытекает, а у тебя надежно запечатан внутри.

– Годы практики в шаолиньском монастыре и секрет старого монаха, – произнесла я.

– А черный пояс – это, я так понимаю, приготовление яичницы, не разбив яиц, – раздалось откуда-то сзади.

Обернувшись, я густо покраснела и резко дернулась из объятий Ганина, из-за чего второе яйцо таки расплылось желтком по сковородке.

– Черт, – тихонько выругалась себе под нос. – Умеешь же…

Коломойский – а это был он, – ничуть не смутившись, прошел вглубь кухни и водрузился на барный стул, заняв место, которое по праву считал своим.

– Не помешаю? – спросил он насмешливо.

– Нисколько, – проворчала я, выкладывая на тарелку тост. Сверху пару хрустящих лепестков бекона, яйцо и ломтик сыра, чтобы слегка оплавился. Еще один тост сверху, и восхитительный питательный завтрак под кодовым названием «смерть фигуре» готов.

– Держи, – по старой привычке подала я Максу блюдо. Быстро метнув взгляд в Илью и убедившись, что тот не обижен, быстро соорудила бутерброд и ему. Послушная кофемашина, повинуясь нажатию кнопки, наполнила прозрачные двустенные бокалы ароматным напитком.

– Как всегда восхитительно, – ворча от удовольствия, проговорил Коломойский с набитым ртом.

– Уверен, здорово, – подхватил Ганин. – Но я бы ломтик помидора добавил. Сиди, сиди, – остановил меня. – Я сам. – Он по-хозяйски подошел к холодильнику, распахнул дверцу, порылся в лотке, доставая лоснящийся боками ярко-красный томат. Блеснула сталь ножа, и спелый овощ прыснул соком на хромированную поверхность чайника.

– Ай-ай, как неаккуратно, – укоризненно покачал головой Макс. – Что же ты так? – в его голосе звучал сарказм.

– Ничего. – Уж какие там бури ни бушевали в душе Ганина, виду он не подал. Сохраняя спокойствие, стер кровавые капли с посуды и кафельного фартука, поднял тост, положил кружок помидора, накрыл его хлебом и протянул тарелку мне.

– Приятного аппетита, – галантно поклонился он.

«1:0 в пользу Ильи», – пронеслось у меня в голове. Макс, видимо, это тоже понял, так как, досадливо крякнув, отодвинул уже пустую тарелку и произнес, обращаясь ко мне:

– Разговор есть. Можем пообщаться наедине?

Глаза Ганина недобро блеснули, но выдержка ему не изменила. Пожав плечами, он вышел из кухни, бросив на ходу:

– Попью кофе на террасе. Как закончите, сообщи. – И, проходя мимо, по-хозяйски поцеловал меня в макушку.

Я, смущенно отвернувшись к плите, принялась греметь сковородками.

– Что между вами? – спросил Коломойский, убедившись, что Илья не слышит.

Я пожала плечами:

– Кто бы знал.

– Арин… – Максим запнулся. Кажется, он порывался что-то сказать, но так и не решился. Только рукой махнул. – А, ладно, все пустое, – произнес досадливо. – Я ведь по делу к тебе.

– Да? А я думала, просто на запах бекона пришел. Ну, выкладывай, что там у тебя?

– Не у меня. У тебя. Проблемы. И большие.

– Да ладно! Опять? Что на этот раз?

– На этот раз Котов. Он написал на тебя заявление.

– Что?!

– Угу. Пока доследственная проверка проводится, но… дело плохо, Арин. Он записал весь ваш разговор. Еще и в ресторане были камеры. На них, кстати, видно, как ты стакан воруешь…

– Шантаж? – спросила я одними губами.

– Угу, – Макс кивнул.

Я взяла высокий прозрачный стакан, доверху наполнила его водой и осушила залпом, пытаясь унять внезапную жажду.

– Да уж, невесело.

– Ну, не все так плохо.

– В том смысле, что бывает и хуже? В конце концов, никто не умер, и вот это все? Давай только без банальностей, ок?

– Ок, – согласился Коломойский. – Но я не про то. Думаю, наш депутат блефует. Вряд ли он заинтересован в огласке, иначе уже на передаче Плахова давно бы сидел. Уверен – это тоже шантаж. Только узаконенный.

– То есть…

– То есть ты отдаешь ему телефон Ольшанской, он забирает заявление. Но запись вашего разговора останется у него, на случай, если ты сделала копии фотографий и пойдешь с ними к Плахову.

– Все дороги ведут к нему, – пробормотала я, пытаясь унять дрожь в руках. – Схема верняк. Это тебе Котов сам предложил?

– Нет, конечно. Он не великого ума, но не настолько же. Но, думаю, все так и будет.

– И что мне делать?

Макс пожал плечами.

– Думаю, лучше тебе самой с ним связаться, не дожидаясь вызова в Следственный комитет.

– И подставить тебя? Котов ведь сразу поймет, откуда у меня информация.

– Поймет, – согласился Макс. – Но я как-нибудь переживу. Вряд ли моей карьере что-то угрожает. Хотя бы потому, что ее нет. – Он невесело улыбнулся.

– Спасибо, – еле слышно прошептала я, не зная, что еще сказать.

– Свои люди, сочтемся! – Коломойский подмигнул. – Впрочем, кое-что ты можешь сделать уже прямо сейчас.