Убийство онсайт

Михаил: Тома Вейтса слушаем.

Лилия: понятно.

Анна: а ты что?

Лилия: с мамой только что поговорила. Из-за этой разницы с Россией вечный недосып.

Анна: ну мы так же. Миша с женой разговаривал, я — Женьку из бара жду

Лилия: раз вы о музыке, то как вам соул Адель или Эми Вайн Хауз?

Михаил: не смеши! Адель — это какое-то детство в попе; Эми, да, неплоха была, пока не начала писаться и блевать прямо на сцене, но истинная музыка соул — это чернокожие дамы середины прошлого века вроде Нины Симон или Ареты Франклин. Вот уж где чистой воды шаманство, не испорченное никакими звуковыми эффектами. Уж поверьте мне, старому меломану

Лилия: аха-ха, а Сил тебе как? Раз уж ты у нас любитель старинной музыки.

Михаил: Seal? Ничего так. Но недостаточно стар

Анна: не супер стар

Михаил: неа

Наверное, я бы даже не обратил внимания на этот диалог, потому что со стороны казалось, что люди просто делятся в чате любимой музыкой, так делают многие. Откровенно говоря, сам я тоже мог зависнуть с друзьями в сети, и подобный разговор не редкость.

— Я тоже не понимаю, — пожала плечами Вика. — «Пусть прольется дождь» Тома Вейтса — это история предательства и страстной любви вопреки обстоятельствам. Анна и Михаил знают английский на достаточном уровне, чтобы понимать не только музыку, но и слова. Но это же глупо — так намекать в общем чате. Вот уж точно — детство в попе, возможно, они делают это специально, чтобы все так выглядело. К сожалению, других предположений я тоже сделать не смогла, потому что если это код, то надо знать ключ.

— А у них есть личная переписка? — поинтересовался я.

— Пашины хакеры не нашли.

— Так, может быть, все и вправду совпадения?

Виктория пожала плечами, она и сама была в растерянности. В следующую минуту тетка снова вернулась к чтению, я же попытался пристроить как-нибудь голову на подголовник, но стало только хуже. Несмотря на почти десятичасовой отдых, голова продолжала болеть, я чувствовал это даже сквозь сон.

Мое поганое состояние усугублялось тем обстоятельством, что мероприятие по спуску от Кито к океану выглядело очень небезопасно. Как только мы начали движение по горному серпантину, пришло осознание того, что всю предстоящую дорогу нам придется испытывать сложную смесь восхищения и ужаса. Автомобильная дорога змейкой скользила между горами, которые вызывали ассоциации с древними гигантами, спящими до поры под пушистыми зелеными одеялами.

Однако красоту природных видов дополняли штрихи пейзажа вполне рукотворного. Я заметил более сотни машин, грузовиков и даже несколько фур, разметанных по склонам и угнездившихся в ущельях. Машины стыдливо выглядывали из окрестных кустов, как будто старались скрыть свою техногенную сущность и максимально слиться с ландшафтом. Одна фура даже живописно сочеталась с гигантским базальтовым валуном, который какой-то из дремлющих великанов выкорчевал в свое время из самого сердца матушки-земли и зашвырнул что было мочи куда глаза глядят.

Но если жутковатая красота пропастей, ущелий и скал, прикрытых сочной пышной растительностью, говорила о мощи природы и разгуле стихий, то развешанные и рассаженные по ущельям транспортные средства свидетельствовали лишь о силе человеческого разгильдяйства, безусловно царившего в этих местах наравне с культами империи инков, всеми святыми католического пантеона и футбольным фанатизмом. Я специально обращал внимание, но на протяжении всего пути так и не заметил ни одного приличного ограждения или бордюра, отделяющего горную дорогу от пропасти справа от нас. Непримиримые почти по всем вопросам, индейцы и испанцы удивительным образом сошлись в почитании слова tranqillo. Наверняка и в испанском, и в языке кечуа имеется вариант русской пословицы про работу и волка. Что-нибудь вроде: работа не лама, в Анды не убежит.

— Как ее убили? — поинтересовался я, чтобы отвлечься от головокружения.