Убийство по брачному объявлению

— Мой Васька долги из банков уже третий месяц вытряхивает.

— Впрочем, про Черноокова я проверю, — сказала Клавдия, чтобы хоть как-то успокоить Ирину, которая, получалось, проделала пустую работу.

Она снова позвонила в больницу и снова услышала тот же ответ: состояние тяжелое.

— И что дальше? — спросила Калашникова, когда время подошло к пяти.

— А дальше, — сказала Клавдия, — ты едешь домой, наряжаешься покрасивее, и мы с тобой идем искать кавалеров.

19.38 — 21.06

Конечно, это была безумная затея. Такая безумная, что Клавдия даже с Федором ею не поделилась.

— Ты куда? — спросил он.

— По делам, — ответила Клавдия, не жалея французских духов.

На что она надеялась? Что встретит кавалера, который представится ей Артуром, тут же скажет, что обожает острую кухню и начнет сорить долларами, на которых Клавдия узнает номера?

Была, конечно, и такая надежда — небольшая, совсем малюсенькая, почти микроскопическая, но Клавдия шла скорее за другим. Ей надо было понять сам механизм таких знакомств. Если раньше ей приходилось изучать профессии банкиров и водолазов, то теперь предстояло вникнуть в тонкости профессиональных свах.

Клуб «Кому за тридцать» бушевал в доме культуры завода «Серп и молот». У входа сидела седенькая старушка и равнодушно отрывала корешки у билетов, на которых почему-то было написано «Цирк лилипутов», а цена с тридцати копеек исправлена на двадцать пять рублей.

Ирина была одета что надо — ей, двадцатичетырехлетней, пышущей здоровьем и излучающей самодостаточность, предстояло в этот вечер сойти за неудачницу, серую мышку и тихоню, не знавшую мужских ласк.

Клавдии даже неловко было спросить, откуда уж она выкопала этот сиротский костюмчик. Но выглядела Ирина соответственно: учительница младших классов, живущая исключительно в женском коллективе, робкая и неумелая.

«Артистка, — подумала про нее Клавдия. — Впрочем, это все лишнее…»

В зале были убраны ряды зрительских кресел, на сцене стояла оглушительная аппаратура, расхристанный ведущий громко и невнятно выкрикивал в микрофон что-то, как ему казалось, заводное. А по углам жались поддатые невзрачные мужчины и молодящиеся дамы, злоупотреблявшие косметикой, как пэтэушницы.

Вечер был в самом начале. Почему-то все пили только минеральную воду.

Секрет этот разъяснился просто — в буфете цены были ресторанные, поэтому мужчины и женщины предварительно «заправлялись» на стороне или запирались для этого в туалете.

Ирина вопросительно и даже немного осуждающе смотрела на Клавдию. Ничего ей не говорила, но Дежкиной и так все было понятно.

«Ну и подруги у вас, Клавдия Васильевна», — прозрачно выражал взгляд Калашниковой. Если эта самая Лина и впрямь тут искала себе пару, дела ее были совсем плохи.

Клавдия и сама чувствовала, что никак не может, что называется, вписать Лину в это более чем примитивное действо. Лина была натурой тонкой и легко ранимой — ах, какой злой иронией звучали сейчас эти слова «легко ранимой». Неужели она могла искать себе пару вот здесь, среди запаха дешевого спиртного, грубоватых шуток сбившихся в стайку мужчин и слишком веселого, слишком вульгарного смеха женщин?

— Ладно, — ответила Клавдия скорее на собственные мысли, — не будем отвлекаться. Ты походи, посмотри, а я поищу какого-нибудь администратора, распорядителя или как он тут называется.

Ирина пожала плечами и двинулась к сцене, где еще оставалось свободное место у стены. Оставалось, наверное, потому, что музыка оглушала там напрочь.

После недолгих поисков Клавдия нашла на этом вечере главного. Старушка-билетерша показала ей куда-то наверх и сказала:

— В комнате двадцать восемь.

На втором этаже вечер имел, оказывается, свое продолжение, — здесь официально, так сказать, встрече придавался более интимный характер.

Здесь, в полутемном коридоре, Клавдия то и дело натыкалась на парочки. Мужчины и женщины тихо переговаривались, некоторые целовались. И видеть это было для Клавдии большим испытанием.

Когда целуются молодые, даже если они это делают у всех на виду, — это зрелище эстетичное и даже увлекательное.

Но когда обнимаются и прижимаются друг к другу губами люди, чей возраст от сорока до пятидесяти, зрелище, честно говоря, не для слабонервных.

Клавдия старалась поэтому по сторонам не смотреть, а целенаправленно искала комнату номер двадцать восемь. Наконец она ее нашла, и ей навстречу подняла голову от бумаг фигура совершенно неожиданная.

Это был чуть ли не панк — жутко остриженный, крашенный в немыслимый цвет парнишка лет восемнадцати или чуть старше.

— Слушаю вас, — тем не менее довольно культурно сказал панк, когда Клавдия подошла к столу.

— Вы руководитель этого… клуба?

— Я, — кивнул панк своей фиолетовой головой.

— Здравствуйте.

— Добрый вечер. Слушаю вас, — повторил панк. — Есть какие-то просьбы, претензии?

— Просьбы, — немного растерялась Клавдия.

Слушаю вас, — в третий раз повторил панк. — Вам показать альбом или желаете номер?

— Номер? — не поняла Клавдия.

— Вы хотите с вашим кавалером уединиться?