Убийство по брачному объявлению

— Инженер-технолог Аркадий Константинович Самулекин. Пятьдесят восемь лет, холост, детей нет.

Клавдия чуть не прыснула. Этот рапорт у инженера-технолога, видно, получался непроизвольно. Так сказать, визитная карточка.

Кстати, лицо этого человека показалось ей знакомым.

— Клавдия Васильевна Дежкина. Домохозяйка. Замужем, двое детей, — серьезно ответила Клавдия.

— Я понимаю, — сочувственно произнес Самулекин.

— Аркадий Константинович, — одернула его Ирина, — мы не для этого сюда пришли.

— Да-да, я помню. Покажите мне ваших фигурантов, если не сложно.

Клавдия открыла сумочку и тут вспомнила — именно на снимок Самулекина указал панк. Везде поспел инженер-технолог.

Поэтому она незаметно сбросила самый верхний снимок в сумку, а остальные представила ветерану.

А дальше произошло прелестное чудо. Самулекин словно бы увидел своих близких родственников. Едва бросая взгляд на снимок, он давал каждому «фигуранту» точную и исчерпывающую характеристику. Ирина только успевала записывать.

— Самуил Рогожкин. Сорок три года. Слесарь-сантехник второго разряда. Пьет. Но не запойный. Работает в ДЭЗе. Проживает по адресу…

О! Володя Попов. Этот был женат восемь раз. Можете себе представить?! Одиннадцать детей. А человеку всего тридцать девять лет…

Коромыслов Иван Сергеевич. Серьезный господин. Бывший старатель. Ищет идеал. Потенция фантастическая. Пардон, ни одна дама не выдерживает…

— Вечный студент Карташов. Ни кола ни двора. Но обаятельный — умереть и не встать. Дамам легко нравится, быстро разочаровывает. На сто рублей в месяц не проживешь…

— Индис Латышев. Пожилой философ. В доме семь кошек. Ну кто это вынесет?

И так далее, и так далее.

На фотографии Лины Самулекин задержался чуть подольше. Ирина напряглась. Клавдия тоже.

Но Самулекин просто любовался.

— Нет, — сказал он. — Такие сударушки здесь не водятся.

— А где? — тут же спросила Ирина.

Самулекин мечтательно вздохнул:

— Говорят, есть где-то на просторах необъятной родины нашей такие заповедные места, где их видимо-невидимо. Ходят легкими стайками, поют песни, разговоры говорят. Живут весело и непринужденно. М-да… Брешут, наверное.

— А вы что, знаете все клубы? — бестактно спросила Клавдия и сама же испугалась своего вопроса. А зря.

Самулекину это явно льстило.

— Нет в Москве человека, который был бы осведомлен в данном вопросе шире, чем я.

— Слышали вы что-нибудь о человеке по имени Артур?

— Артур? Артур-Артур-Артур… Ходил одно время такой в клуб МГУ.

— Давно?

— Месяца три назад.

«Точно. Как раз в это время Лина с ним и познакомилась».

— А здесь его нет?

— Здесь — нет. Я бы вам сказал.

— А как он выглядит?

— Очень, знаете, импозантный молодой человек.

— Молодой?

— Молодой. Лет тридцати пяти. Такой, знаете, потерявший квалификацию тореадор.

— В смысле?

— Ну внешность. Красавец. То ли еврей, то ли кавказец…

Ирина быстро взглянула на Клавдию.

— Рост?

— Метр восемьдесят, что-то около этого. Глаза карие. Волосы, соответственно, черные. Вьются. Вы, знаете, правильно его ищете.

— Почему это? — испугалась Клавдия. Неужели Ирина рассказала, откуда они и зачем.

— Таких днем с огнем поискать. Я как его увидел, сразу подумал — этот долго не задержится. Таких дамы хватают цепко.

— А где он работает? — спросила Клавдия.

— Да там же в МГУ и работает. Кажется, он доцент на юридическом факультете…

Теперь уже Клавдия взглянула на Ирину. Та закончила юридический МГУ всего полгода назад. Должна была помнить всех.

— А в последнее время вы его не встречали?

— В последнее — нет.

— Аркадий Константинович, — сказала Дежкина, — вот вам мой телефон. Это домашний, это рабочий.

— Интересно, — сказал инженер-технолог. — У домохозяек теперь рабочие телефоны.

Клавдия и забыла, как представилась.

— Да, — сказала она. — Я домохозяйка. Навожу порядок в доме. В нашем общем доме. Спросите следователя прокуратуры по особо важным делам.

Она развернулась к выходу, но Самулекин тихонько и уважительно придержал ее за локоть.

— Не желает ли следователь прокуратуры тур вальса?

— Некогда, извините, — сказала Клавдия. — И потом — здесь, кажется, вальсы не играют.

— Только для вас, — обворожительно произнес ветеран. — Миша! Вальс!

Диск-жокей тут же бросил диспут, кинулся к своей аппаратуре и через секунду в зале зазвучал вальс Штрауса.

— Ну что ж, уговорили.

Клавдия давно не танцевала. А вальс еще давнее. И хотя пол был покатым, музыка гремела вовсе не торжественно, а как-то металлически, кавалер был короче нее на полголовы, Клавдия вдруг почувствовала такую лёгкость и радость, словно сбросила лет двадцать. Она неслась в ритме музыки великого венца, и мрачноватый зал оживал яркими пятнами миллионов свечей, пышных кринолинов, ослепительно черных ладных фраков и шелестом шелков.

Самулекин оказался удивительным партнером. Мало того, что он ни разу не наступил Клавдии на ногу, он вел ее уверенно и твердо. И в то же время не дергал, не сучил ногами, не тянулся, чтобы выглядеть повыше. Он был само воплощение уважения, восхищения и великого достоинства. Поэтому, когда музыка смолкла, Клавдия произнесла счастливо:

— Большое вам спасибо.

Зал аплодировал.