Быстро и без обычных колебаний выбрала она серый брючный костюм, белую блузку и приколола на лацкан изящную брошь, украшенную жемчугом. Прическа наладилась сама собой.
Макс решился-таки почистить ботинки. Ленка теперь носилась по квартире и, вытаращив глаза, кричала:
— Куда подевалась моя кожаная юбка?
— Про кожу забудь, — выглянула из своей комнаты Клавдия. — Не на дискотеку идем. Надень брючный костюм, который отец тебе на Восьмое марта подарил.
— Я что, старуха? — еще больше вытаращила глаза Ленка.
— Ты девочка из культурной и элегантной семьи, — ехидно поддержал мать Максим.
Через двадцать минут, когда стрелка уже приблизилась к семи, все были готовы.
От Клавдии пахло «Шанель-Аллюром», от Федора «Боссом», от Макса «Арамисом», а от Ленки жвачкой «Ригли».
Клавдия строго оглядела свою команду и растрогалась:
— Какие же вы все красивые!
Цветы поручили нести Федору. Торт торжественно нес Макс. Ленка неловко прятала за спину акварель «Чайный сервиз», которую Клавдия когда-то купила в Измайлове и потом не знала, куда деть, а Лина живопись любила. Сама Клавдия несла бутылку «мартини» и была ясна и спокойна.
Хотя на улице была зима, решили не одеваться. Всего-то и надо было, что добежать до соседнего подъезда и подняться на лифте на седьмой этаж.
В тесной кабинке Ленка скривилась:
— От ваших парфюмов задохнешься. Прям ведрами на себя льют.
На ее слова никто не обратил внимания.
Перед дверью Лины выстроились по команде Клавдии в следующем порядке: первым Федор с букетом, за ним Ленка с картиной, потом Макс и замыкала шествие Клавдия.
«Господи, — подумала она, — лишь бы мне ее кавалер понравился».
— Звони! — сказала она Федору.
Тот деликатно вдавил кнопку звонка и широко улыбнулся. За ним, как по команде, растянули губы в улыбке все Дежкины.
— Еще, еще позвони.
Федор снова звякнул, теперь протяжнее. Заливистую электронную трель было слышно даже сквозь сейфовую дверь.
Улыбаться перестали.
Клавдия протолкнулась вперед и сама нажала на кнопку. Мысли были веселые и даже фривольные — небось занялись любовью, про время забыли, а теперь поспешно одеваются.
Через три минуты Макс сказал:
— Их нет дома.
— Они дома, — ответила Клавдия. — Окна горят. Я со двора видела.
Теперь мысли стали несколько более серьезными. Наверное, в последний момент что-то у Лины с кавалером не заладилось, поссорились, расстались, вот ей и неудобно открывать. Эта догадка чем дальше, тем все крепче утверждалась в ней и в конце концов она сказала:
— Что-то там случилось, пошли.
Все послушно двинулись к лифту, спустились на первый этаж, но Клавдия вдруг передумала.
— Макс, дай мне торт. Идите, я скоро вернусь.
Семья ушла домой, а Клавдия вернулась на седьмой и, немного помявшись у двери, снова позвонила.
Прислушалась — в квартире было по-прежнему тихо.
— Лина, — громко позвала Клавдия, — это я. Я одна, открой. Не бойся, я все пойму.
Никто не открыл.
Клавдия прижалась к двери ухом и вдруг, словно обжегшись, отдернула голову — от её прикосновения дверь тихонько подалась. Она была не заперта.
У Клавдии неприятно защекотало в горле.
Она взялась за ручку — дверь отворилась без скрипа. Квартира была залита светом.
— Лина! — позвала Клавдия встревоженно. — Лина, ты дома?
Она прошла прихожую, заглянула в спальню — пусто. Дошла до кухни — на столе блюда с закусками, запотевшая бутылка шампанского.
«Ага, значит, ждет, — удовлетворенно отметила про себя Клавдия. — Просто выбежала куда-то…»
В комнате был накрыт белой скатертью стол, бриллиантово блестели хрустальные фужеры, правда, не было вилок и ножей.
«Сейчас вернется, — уже совсем успокоилась Клавдия. — Может, к соседке забежала».
Она поставила на стол «мартини», торт и хотела было уже сесть, но решила, что, пока Линочка ходит, она сама поставит на стол блюда и закончит сервировку.
Если бы Клавдия была менее чистоплотным человеком, возможно, вся эта история пошла бы по-другому. Но Клавдия в шкале жизненных ценностей чуть ли не на первое место ставила гигиену — в самом широком смысле этого слова.
Поэтому она пошла мыть руки…
Лина лежала в ванне. Лежала навзничь со страшно кровавым, перерезанным, что называется, от уха до уха горлом.
Кровь вымочила всю ее одежду и собралась на эмалированном дне довольно внушительной лужицей. Глаза у Лины были широко и ужасно открыты.
Но Клавдию такие подробности не пугали. Она увидела самое главное — кровь продолжала толчками выливаться из широкой раны. Это значило, что Лина была еще жива.
«Ксанакс», — подумала Клавдия, — вот отчего я так спокойна. Действительно сильный транквилизатор».
20.07–21.57
То, что было дальше, Клавдия потом вспоминала с гордостью и некоторым удивлением одновременно.
Она, поборник законности, сама его прямое воплощение и даже пример чистоты рядов правоохранительных органов, действовала в тот момент как самый последний дилетант и полный правовой неуч.
— Федор, машина на ходу? — набрала она номер своего телефона уже через три минуты после того, как обнаружила Лину.
— Что случилось? — спросил Федор, но, не получив ответа, отрапортовал: — На ходу.