— Значит, все будем продолжать жить в счастье и достатке, — сказала Марни, иронически глядя на Селену и пуская кольца дыма. — Если уж ты такая сообразительная, может быть, скажешь, что мы должны теперь делать с присутствующим здесь молодым человеком? Мы уговорили его, что он Горди. Что же дальше? Может быть, то, в чем он нас подозревает? Уговорим его взять на себя убийство, которое он не совершал?
— Ну, конечно, любимая, — сладко улыбнулась ей Селена.
Я потерял дар речи.
Селена встала с диванчика, подошла ко мне, села на ковер у моих ног и положила ладони мне на колени. При этом она не переставала улыбаться мне ослепительной улыбкой.
— Любимый, совершенно очевидно, что мы должны теперь сделать! Если ты признаешься полиции, что не являешься настоящим Горди, мы потеряем все шансы вырвать деньги у этого чудовища Моффета и у нас будут огромные неприятности. Ведь все, что мы делали до сих пор, совершенно незаконно, верно? Поэтому ты по-прежнему должен быть Горди. Ведь если результат вскрытия окажется для нас неблагоприятным, нам придется сказать всю правду — и подозрение падет на тебя… Тогда ты просто скажешь честно, что был пьян и мог по невнимательности дать отцу слишком большую дозу лекарства и… — она слегка пожала плечами. — Ведь это не преступление, правда? С каждым может произойти ошибка. Я уверена, что они это поймут…
— И великодушно простят меня, осыпая утешительными поцелуями, да?
— Почему бы и нет? А кроме того, мы будем очень богаты и сможем тогда дать им кучу денег и новые автомобили, конечно, если в этом возникнет необходимость.
Я никогда не мог понять, является ли эта невероятная наивность Селены просто позой или нет.
— Мне очень жаль, — сказал я, — но я не настолько предан семье Френдов, чтобы отсидеть ради вас десять лет за убийство.
Глаза Селены погрустнели.
— А разве тебе грозило бы что-нибудь подобное?
— Я был бы счастлив, если бы дело закончилось десятью годами.
Селена задумчиво поглаживала мои колени.
— Нет! Я бы этого не вынесла, — с глубоким вздохом сказала она. — Мы должны придумать что-нибудь другое… Но что, любимый?
Несмотря на невеселую ситуацию, я чувствовал, что прикосновение её руки по-прежнему возбуждает меня. Однако теперь это не имело значения, дело выглядело слишком опасным для меня, чтобы еще раз делать из себя козла отпущения. Во всяком случае, я точно знал, что «нужно придумать».
— Если вскрытие ничего не покажет, — сказал я, — я останусь здесь до тех пор, пока не прояснится дело с наследством. Однако в противном случае… можно сделать только одно.
— Что именно? — с любопытством спросила Селена.
— Мне нужно будет исчезнуть отсюда — причем, как можно быстрее.
— Исчезнуть?
— Если уж мы должны говорить совершенно искренне и открыто, — начал я, чувствуя легкое удовольствие от того, что могу, наконец, обходиться чуточку жестче с семьей Френдов, — скажу только одно: я не знаю, кто я, однако мне точно известно, что я не хочу быть козлом отпущения! Если инспектор Сарджент придет к выводу, что это Горди отравил своего отца, и захочет арестовать меня как Горди, я безо всяких оговорок скажу ему всю правду. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, сколько у меня будет хлопот в связи с этим, но в любом случае это спасет меня от газовой камеры.
— А что будет с нами? — взволнованно воскликнула Селена, широко открыв глаза. — Если ты так поступишь, нас обвинят в заговоре и Бог знает в чем еще…
— Именно поэтому, как я сказал, вы должны как можно скорее от меня избавиться.
— Но…
— Конечно, решение не идеально, но в этом пасьянсе не может быть идеального решения. Вы должны спрятать меня так, чтобы полиция не могла найти меня, а потом навести её на след настоящего Горди. Пусть они ищут его. А когда найдут, все будет зависеть от вас.
— Но ведь инспектор Сарджент уже видел тебя! — запротестовала Селена, — Когда он найдет Горди, сразу поймет, что это не тот человек, который подписал обязательство абстиненции.
— Он видел в бинтах. Кроме того, мы с Горди довольно похожи, да и потом, — я рассмеялся, — ты и миссис Френд сумели бы уговорить самого Эйнштейна, что земля плоская. Сумеете уговорить и инспектора, что у него плохое зрение.
Селена надулась.
— Знаешь что… я не думала, что ты такой эгоист…
— Эгоист! Побойся Бога! Разве я уже не достаточно сделал для семьи Френдов?
Марни уже некоторое время молча наблюдала за всей этой сценой. Теперь она рассмеялась и сказала:
— Ага, наконец-то ты поумнел! Не думала, что ты сумеешь не поддаться прелестям Селены!
— Заткнись, Марни! — заорала Селена.
— Это ему ты должна приказать заткнуться, — сказала Марни и, подойдя ко мне, присела на поручень кресла.
— Это прекрасно! — сказала она. — Наконец ты поднял голову. Только держи её повыше! Ты сейчас хозяин… скажи им, что они должны делать. Им придется слушаться тебя!
Я посмотрел на неё и улыбнулся. Марни всегда появлялась в тот момент, когда я в ней нуждался.
— Ты знаешь какое-нибудь место, где я мог бы прятаться до тех пор, пока мне не снимут гипс?