Убийство по-домашнему

— Какую другую? — спросила Мариан.

— Мы слышали два выстрела, — напомнила Эйприл.

Мариан подняла взгляд над чашкой.

— Вы уверены?

Трое Карстерсов единодушно подтвердили.

— Это действительно странно, — словно в задумчивости, сказала Мариан.

Дети торопливо использовали момент преимущества.

— Знаешь, мамочка, — сказала Дина, — я готова поспорить, что ты решила бы эту загадку быстрее полиции. — И вспомнив, что мать накануне вечером сказала о полиции, добавила — Они тупые.

— Конечно, если бы я могла это сделать… — задумчиво произнесла Мариан Карстерс. — Почти каждый… — Она осеклась и, напустив на лицо строгое выражение, сказала — У меня и без этого хватает работы. Вы опоздаете на школьный автобус, если не отправитесь немедленно и причем бегом.

Трое Карстерсов взглянули на кухонные часы и отправились бегом. Мать на бегу поцеловала на прощание каждого ребенка. Эйприл, выходящая последней, еще раз взглянула на часы и мгновенно оценила вероятность: если она побежит напрямик и в хорошем темпе, сэкономит шестьдесят секунд. Она прижалась к матери и жалобно всхлипнула.

— О Боже! — удивилась Мариан. — Что с тобой случилось, доченька?

— Я представила себе, — всхлипывая, выдавила из себя Эйприл, — как это будет ужасно, когда мы станем взрослыми, повыходим замуж и разъедемся отсюда, а ты, мамочка, останешься одна-одинешенька!

И запечатлев на щеке матери очень влажный поцелуй, Эйприл помчалась, как заяц, вниз по склону холма, довольная тем, что заронила ей в голову мысль, призванную дать определенные плоды в том случае, если в отсутствие детей на сцене появится лейтенант Билл Смит.

Мариан Карстерс медленным шагом вернулась в кухню. Она собрала со стола тарелки, положила их в мойку, пустила на них струю горячей воды, поставила молоко и масло в холодильник. Теперь, когда три пары ног не топали по лестнице и три голоса не разносились эхом, дом казался ей пустынным и очень тихим. Мариан почувствовала себя одинокой, невероятно одинокой, и внезапно ее охватило отчаяние. Эйприл права. Какой ужасной будет жизнь, когда дети вырастут, у них появятся собственные семьи и они разъедутся по свету.

В комнате на втором этаже в пишущей машинке торчала страница под номером 245, оборванная на абзаце, который звучал следующим образом: «Кларк Камерон внимательно посмотрел на неподвижную фигуру, лежащую на полу, и, выпрямившись, задумчиво сказал: — Это не был сердечный приступ. Этого человека убили, убили точно так же, как и тех…» У Мариан Карстерс уже было готово продолжение: «Из уст бледной девушки вырвался приглушенный крик ужаса…» Она также знала, что должна, не мешкая, переодеться в рабочие брюки и усесться за машинку, чтобы отстучать следующие десять страниц «Седьмого отравителя».

Однако она сделала нечто совершенно другое: вышла в сад и принялась нервно прохаживаться по усыпанной гравием дорожке. Конечно, пройдет много лет, прежде чем она останется одна. Как минимум десять. Но десять лет пролетят, как сон. Не верится, что прошло уже десять лет с тех пор, как Джерри… Мариан присела на скамью, которую обычно занимали ее дочери, когда щелкали орешки, и еще раз вызвала в памяти историю своей жизни.

Они познакомились на углу улицы в Чикаго, над трупом гангстера, продырявленного автоматной очередью. Это было ее первое серьезное репортерское задание. Мариан тогда едва исполнилось девятнадцать лет, хотя она клялась, что ей уже двадцать пять, когда просила в редакции дать ей это задание. Она тряслась от страха. Джордж Карстерс был стройный, с непокорной темно-русой шевелюрой и улыбчивым веснушчатым симпатичным лицом. Он сказал: «Ну что же вы, малышка, забыли все, чему вас учили на курсах журналистов?» А спустя десять минут спросил: «Может, встретимся завтра вечером?»

На следующий день свидание не состоялось. Дело в том, что в тот вечер вспыхнул пожар на большом складе. Они встретились лишь год спустя на пароходе, плывшем по бурным волнам вздувшейся от половодья Миссисипи. Джерри сразу же, еще на пароходе, объяснился ей в любви. Они поженились в Нью-Йорке, в мэрии, в тот самый день, когда мэр города Уокер приветствовал покорителя океана Чарльза Линдберга. Джерри проводил новобрачную до дверей отеля и в обществе фотографов поспешил в аэропорт. На следующий день он явился усталый, небритый и сказал: «Быстро уложи чемоданы, любимая. Через два часа мы вылетаем в Панаму».

Дина родилась в знойном пыльном мексиканском городишке, где не было врача и где никто не понимал ни слова по-английски, а Мариан не знала никакого другого языка, кроме английского. Джерри находился на удалении тридцати миль, в оплоте революции, о которой он писал репортаж. Эйприл появилась на свет в Мадриде в день бегства короля Альфонса. Она родилась в такси, когда Мариан ездила по городу, лихорадочно разыскивая своего мужа. Придя в себя на следующий день, Мариан обнаружила на тумбочке у кровати записку, которую оставил Джерри, уезжая в Лиссабон: «Назови ее Марта, в честь моей бабушки». Мариан выругалась, залила подушку слезами и назвала дочь Эйприл.