Убийство по-китайски: Золото

Хозяин харчевни занял табурет, а его жена — место позади прилавка. Покуда друзья пили-ели, хозяин успел им поведать, что сам он — уроженец Пенлея, что, отслужив в Корее, он на сбереженные денежки купил харчевню и дела идут недурно. Искоса глянув на коричневые одеяния, харчевник понизил голос:

— Зачем это вы пошли служить туда, в управу?

— Затем же, зачем ты размешиваешь лапшу в чане, — отвечал Цзяо Дай. — Чтобы заработать на жизнь.

Однорукий поглядел налево, поглядел направо и потом прошептал:

— Худые там творятся дела! Вы что, не знаете? Две недели назад они придушили судью, а потом нашинковали его мелкими кусочками!

— А я-то думал, его отравили! — заметил Ма Жун, сделав добрый глоток вина из своей чарки.

— Это они так говорят! — сказал хозяин харчевни. — Котелок с начинкой для пирога — вот и все, что осталось от того судьи! Верьте мне, там, в управе, нехорошие люди.

— Новый судья — отличный малый, — заметил Цзяо Дай.

— Про этого я ничего не знаю, — стоял на своем однорукий, — а вот Фан с Таном — оба хороши.

— Чем же плох этот старый трус? — удивился Цзяо Дай. — По мне, так он и мухи не обидит.

— Не будем о нем! — мрачно промолвил хозяин. — Он… он, знаете ли, не такой, как все. Но кое в чем Тан совсем дрянь.

— В чем? — спросил Ма Жун.

— У нас тут, скажу я вам, творится такое, чего сразу не разглядишь, — зашептал однорукий. — А я здешний, я-то знаю! С древних времен в наших местах обретаются всякие странные люди. Старик отец мне частенько рассказывал…

Он смолк, печально покачал головой и разом опорожнил чарку, налитую ему Цзяо Даем.

Ма Жун пожал плечами.

— С этим мы сами как-нибудь разберемся, — промычал он, — это нам раз плюнуть. А что до другого, до Фана, тут пока не о чем беспокоиться. Стражники говорят, он вроде как запропастился куда-то.

— А, чтоб ему вовсе пропасть! — с чувством пожелал однорукий. — Этот грабитель дерет деньгу со всех и с каждого, он жадней даже старшего пристава. А что еще хуже — ни единой женщины не пропускает. Смазлив, мерзавец, и одному Небу известно, скольких он уже попортил! Разжирел, правда, воруя на пару с Таном, и тот его всегда покрывает.

— Ничего, — вмешался Цзяо Дай, — его счастливым денечкам конец пришел — отныне Фан будет под нашим надзором. Взяток он, должно быть, нахапал. Хотя, как я слышал, загородная усадьба у него невелика.

— Это наследство от дальнего родственника, — сказал хозяин харчевни. — В прошлом году получил. Захудалое подворье, да и местечко пустынное — возле заброшенного храма. Славное дело, коли он там застрял; коли так — они-тоего и поимели.

— Ты что, в конце концов, нормально по-китайски сказать не можешь? — возопил Ма Жун, выйдя из себя. — Какие такие «они»?

Однорукий кликнул прислужника. После того как тот поставил на стол две огромные миски с лапшой, хозяин тихо заговорил:

— К западу от усадьбы Фана, где проселок выходит к тракту, есть старый храм. Девять лет назад жили в нем четыре монаха; все они были из общины Храма Белого Облака, что за восточными воротами. И вот однажды утром всех четверых нашли мертвыми — горла перерезаны аж от уха до уха. Замены им не нашлось, и с тех пор храм запустел. Но призраки тех четырех монахов по сей день являются в том месте, и частенько. Крестьяне по ночам там видят огни, и все обходят тот храм стороной. Вот хотя бы на прошлой неделе мой двоюродный брат поздней ночью оказался поблизости от того места и при свете луны заметил: монах туда крадется. А сам без головы. Он яснее ясного видел — свою отрезанную голову тот нес под мышкой.

— Всесильное Небо! — вскричал Цзяо Дай. — Нельзя ли не рассказывать такие ужасы? Как я могу есть лапшу, если она у меня в миске встает дыбом?

Ма Жун расхохотался. Они принялись за лапшу всерьез и начисто опорожнили миски. Тогда Цзяо Дай поднялся и стал шарить в рукаве. Тут же хозяин харчевни схватил его за руку и закричал:

— Ни в коем случае, господин! Эта харчевня и все, что в ней, все — ваше. Если бы не вы, те корейские конники меня бы…

— Ладно! — оборвал его Цзяо Дай. — Благодарим за гостеприимство. Но если хочешь, чтобы мы сюда захаживали, в другой раз возьмешь плату наличными!

Однорукий разразился было протестующей речью, но Цзяо Дай похлопал его по плечу, и они вышли.

На улице Цзяо Дай сказал Ма Жуну:

— Червячка мы заморили, брат, пора бы и за работу! Но не знаешь ли, как это делается — как разнюхивают, чем пахнет в городе?

Ма Жун потянул носом, посмотрел на густой туман, почесал в затылке и ответил:

— Полагаю, посредством ног, брат!

И они двинулись вдоль по улице, держась поближе к освещенным фасадам лавок. Несмотря на туман, покупателей было довольно много. Друзья не спеша разглядывали местные товары, то здесь, то там прицениваясь. Дойдя до врат Храма Бога Войны, они вошли внутрь, на пару медяков купили пучок курительных палочек и, воскурив их перед алтарем, помолились за души павших на поле брани.

Затем двинулись в южную часть города. И тут Ма Жун спросил:

— Слушай, а чего это мы все прем и прем на этих варваров? Они же за границей. Вот пусть и варятся ублюдки в собственном соку!