Убийство по подсказке

— Вам так же не нравится современная психология, как и современная музыка? Она утверждает, что даже простого каприза есть свой мотив. Даже такое не подчиненное воле действие, как заикание, имеет причину, хотя, скажем, заика не может объяснить, почему у него такой дефект. Наш злоумышленник протянул руку, раскрыл ладонь и пальцем открыл дверцу, потянув ее на себя. Как видите, замок в клетке тугой, и для того, чтобы его открыть, нужно затратить определенную мускульную энергию. Но нельзя заставить мышцы работать, если только мозгу не возникает какая-то эмоциональная искра. Каким бы по характеру ни было действие — рациональным, иррациональным, каприз, прихоть, — всегда при этом должен наличествовать какой-то импульс. Очевидно, преступник чем-то руководствовался, выпуская птичку волю, испытывая при этом какие-то чувства. Если бы только мы могли определить, почему он так поступил, то в наших руках был бы «ключ» к опознанию убийцы.

Та серьезность, с которой Базиль излагал свою теорию, произвела на Лазаруса впечатление.

— Может, в основе его поведения лежала жестокость? Птица, которая привыкла к клетке, часто бывает поражена неожиданно предоставленной ей свободой. Тогда она может повредить себе крылья или ножки?

Базиль подумал немного, а затем отрицательно покачал головой.

— Если все дело было в жестокости, то почему он сам не причинил ей никакого вреда? Или, по крайней мере, выпустил на улицу из окна, где обычный холод или какая-нибудь голодная кошка, наконец, другая птица посильнее могли свободно лишить ее жизни?

— Вполне резонно, но… — Лазарус вновь улыбнулся своей мудрой улыбкой. — Если этот взломщик — убийца, то вряд ли можно предположить, что, выпуская птицу на волю, им руководило сострадание. Сентиментально настроенный человек мог пожалеть птичку в клетке и представить себе, что на свободе ей будет лучше. Но тот мужчина или та женщина, который хладнокровно, ножом, убивает другого человека, вряд ли испытывал жалость к какой-то птичке!

— Это очень интересный вопрос, — ответил Базиль. — Невероятно, но все же самая любопытная черта в характере и природе человека заключается в том, как он ухитряется удерживать доброту и жестокость в отдельности, в непроницаемых отсеках своего сознания. Нацистский главарь Юлий Штрейхер, жестокость которого по отношению к себе подобным хорошо известна во всем мире, плакал, как ребенок, когда умерла его любимица — канарейка. Во всяком случае маловероятно, что убийца пожалел Дикки, потому что она сидела в клетке, но и такого предположения нельзя сбрасывать со счетов. Какое-то чувство, сознательно или бессознательно, все же руководило им, когда он отпирал клетку. Но какое? Мы даже не можем с уверенностью сказать, что это сделал тот, кто обожает канареек, или же, напротив, тот… кто их ненавидит…

Лазарус тяжело вздохнул.

— Значит, в этом случае действия убийцы по отношению к Дикки, ее освобождение из клетки не дают вам никаких сведений, никакой подсказки о личности убийцы?

— Хотелось бы… — Базиль смотрел, не отрываясь, на канарейку, которая с большим удовольствием прыгала с жердочки на трапецию и обратно. — Хотелось бы… — повторил он тихо… — Знаете, Лазарус, я оставлю вам свой адрес. Если вам удастся выяснить что-нибудь еще об это злоумышленнике, то буду рад, если вы сразу же сообщите мне об этом…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ СЛУХИ, ПРИУКРАШЕННЫЕ СОТНЕЙ ЯЗЫКОВ

Ресторан «Капри» находился в подвальчике. Вниз, в тускло освещенный, похожий на пещеру зал, окрашенный в красно-белые тона, вела небольшая лестница. Темные, выложенные грубым камнем стены оживляли встроенные в них зеркала и висящие в рамках карикатуры на различные театральные знаменитости. Плюшевый ковер скрадывал звук шагов. Столики располагались вокруг стен перед кожаными диванчиками. В центре возвышалась буфетная стойка, демонстрировавшая посетителям всевозможные лакомства — копченую холодную индейку, заливное из голубятины, яркие ягоды земляники, только что извлеченные из теплицы, и громадный торт с зеленоватой начинкой, пропитанной ромом. На переднем плане располагался небольшой бар в виде подковы. Там и нашел Базиль Полину с Роднеем.

Их бокалы были пусты. В пепельнице перед Родом возвышалась гора сигаретных окурков. Полина держала на коленях свой обычный альбом для рисования, а ее карандаш по-прежнему быстро сновал, рисуя профили посетителей. Это занятие всегда свидетельствовало о ее душевном беспокойстве.

— Привет, — поздоровалась она с Базилем. — Марш Ингелоу еще не показывалась.

— А я и не рассчитываю, что она придет, — ответил он. — Может, сядем за столик?

Они нашли один, который стоял прямо возле входа Полина и Родней сели на диванчик, а Базиль придвинул кресло и сел напротив. В зеркале над головой Полины был отлично виден сам вход, лестница и большая часть ресторанного зала. Они заказали пиво и местного изготовлен сосиски, чем, собственно, и был знаменит этот ресторан Нью-Йорке.

— Почему же нет мисс Ингелоу? — поинтересовался Род.